Растерянный. Записки. Письма. Повесть. Владимир Владыкин

ту или иную работу, а точнее, плотницкую. И если у меня что-то опять не получалось, он начинал донельзя нервничать, раздражаться, и, наконец, резко меня отстранял от стропилы, которую мы с ним крепили и принимался за дело. Мой тесть считал, что я должен уметь делать всё. Я вполне с ним соглашался, хотя отдавал отчёт, что умение не приходит сразу. И уметь делать всё, я не могу, пока не овладею в совершенстве каким-нибудь ремеслом. Но на это уходит не один год, и только тогда приходит опыт, мастеровитость, знание дела. Хотя в любом ремесле общеизвестно нужен профессиональный навык. К тому, что я должен уметь делать всё – вести кладку кирпичной стены, прибивать доски, резать стёкла – стеклорезом или алмазом, ко всему этому у меня не лежала душа.

      Этим всем ремеслом надо заниматься специально, чтобы быть мастером на все руки. А у нас по жизни разные обязанности. Он отставник, пенсионер, работал в охране. Я человек творческого назначения, хотя ещё работал на производстве. Так что уметь всё делать способен далеко не каждый. Хотя на практике, то есть, подряжаясь на приработки, что выпадало не раз, постепенно можно научиться многим ремёслам. Но чтобы сейчас всё это уметь, для меня не столь важно. Жизнь ещё длинная, казалась бесконечной, всему научит. И при великом желании можно сделаться и плотником, и столяром, и каменщиком, и кровельщиком, и стекольщиком.

      В жизни бытует такое понятие, если человек женился, то значит, обязательно нужно стать серьёзным и полностью отдаться домашнему хозяйству. Быть полноценным хозяином положения: обязательно надо держать всякую птицу, животину. И вести хозяйство так, чтобы доход рос непрерывно. Ведь мы жили не в селе, а почти на окраине города. Это, конечно, всякому понятно, можно ли всё это отрицать? Если правильно рассудить, нет, нельзя отрицать полностью и не отпускать возможность наживы.

      Но я не допускаю, чтобы домашнее хозяйство стало целью, отчего человек жиреет плотью, но хиреет кровью, так как кровь у него течёт уже другая, перерождённая частнособственнической психологией, что всегда идеологически осуждалось.

      Я всегда желал жить заботами об общем, но только (ах, как звучит странно) не личным. И я женился не для того, чтобы вести домашнее хозяйство. Ведь тесть содержал пару десятков кур, гусей, два кабана.

      Помню, как я, разбуженный тестем, рано утром тащил на санках на базар сало. Конечно, любой скажет, что тесть трудился честно. Но зачем меня было ломать, отваживая от постижения филологической науки, литературы, журналистики и приобщая к домовитому хозяйству. И вдобавок предлагать технический институт. Мне это было чуждо.

      В лице будущей жены всегда видел часть себя, друга и единомышленника. Но, увы, я крупно ошибся, мои представления не соответствовали самой жизни. Я живу с женой, сижу с ней рядом на диване и хмуро молчу, ощущая своё к ней отчуждение и испытывая душевное и даже физическое одиночество.

      Она сидит, держит на коленях сына, занятая им, улыбается