Растерянный. Записки. Письма. Повесть. Владимир Владыкин

Но мимолётно он мыслит, повторяю, о себе, то, что касается его самого и то, что касается моей души, и относится к моим тяжеловесным чувствам. Мой ум осмысливает то, что чувствует душа. Мне трудно в точности передать так, как приходили и как сменялись в том порядке все чувства и все ощущения. Но я постараюсь, насколько смогу это сделать, ибо не воздержусь от соблазна познания мира, и его закономерностей и жить спокойно, не поведав ни о чём своей беспокойной душе…

      Всяким ощущениям и чувствам есть свои причины, есть свои источники. И я начну, но буду краток в своих изложениях о самом себе. Но постараюсь это оттенить поясней.

      Итак, из предыдущих записок известно, что я женат, имею сына, не раз уходил от жены и снова возвращался к ней не только из-за сына, но также из побуждений, что она всё же моя жена и что я питаю к ней какие-то чувства, признавая отчасти и свою вину, что из-за меня вспыхивали частые ссоры. Необходимо пояснить, что я хочу этим сказать?

      Живя с женой, по определённым мотивам у меня часто возникала к ней острая неприязнь. Я настолько её не понимал, что нас приводило невольно к неизбежным ссорам. И, как кому-то могло казаться, к моим немотивированным резкостям в натянутых с ней отношениях. Она не раз говорила, что меня понимала, а коли ссоры вспыхивали, значит, обманывала себя и меня.

      И этому были свои причины, которые я укажу. Во-первых, она меня не понимала, а если понимала, то не хотела признавать мои убеждения. Мои убеждения всем её родным даже слишком известны, и, во-вторых, в результате моих глубоких познаний деловой жизни, для них я стал заклятым врагом.

      Я был виноват перед ними даже за то, что страстно любил литературу и увлечённо сочинял рассказы, повести, не говоря о сожжённом романе. В-третьих, я часто и всегда протестовал против наживы нетрудовым способом, не стремился жить для её домашнего хозяйства, и копить, как говорила моя тёща, «копеечку».

      А если быть точным, то она говорила: «Надо уметь зарабатывать, и умело тратить и сберегать копеечку!»

      Мне не нравилось само слово «копеечка», и особенно такое лелеющее к ней отношение моей тёщи, и как она бережно и протяжно, я бы сказал, со вкусом произносила это слово – «копеечка». И мне кажется, что она, выговаривая с шиком это слово, а при мысли о деньгах этак вся даже виртуозно трепетала. Но что мне до этого её жадного трепета доводить себя и порицать меня, что я в её глазах не от мира сего…

      И каким же я был в её глазах? Конечно, не от мира сего может быть только ненормальным. Ведь мне предлагали деловую деятельность, а я взбрыкивал, как норовистый жеребец. По её воззрениям, только нормальному, трезвомыслящему человеку, можно посвятить всю свою жизнь, то есть этой пресловутой копеечке.

      «А почему бы и нет, – вслух бросала она, – это ты, ненормальный, навязался на нашу голову!»

      А мне только при одной мысли об этом в страхе и в ужасе сжималось сердце. И после появлялось