Хенемет-Амон. Павел Сергеевич Марков

из Бабилима.

      – А, так вот почему ты едешь в Междуречье! Хочешь узнать о нем побольше.

      Саргон потрепал мальчика по голове:

      – Смышленый.

      – А то! Я же на писца учиться еду!

      – Угу, я помню.

      Солнце продолжало нещадно палить, заставляя испарения подниматься над водой. Ее гладь ослепительно сверкала в ярких лучах, вынуждая щурить глаза. Голоса лягушек стали еще тише, словно они решили немного отдохнуть, а затем, набравшись сил, возобновить хоровую песнь.

      – Кстати, – произнес Саргон, дабы заполнить затянувшуюся паузу, – раз пошла такая откровенность. Кто твой оте…

      – Здесь крокодилы водятся? – внезапно перебил Джехутихотеп.

      – Крокодилы? – недоуменно переспросил мулат.

      – Ага, – паренек стал оглядываться по сторонам, однако солнечные отражения от воды так слепили глаза, что трудно было что-либо различить дальше нескольких махе.

      – Бывают, – все еще не понимая резкой смены темы, ответил Саргон, – а что?

      – Моя сестра очень боится крокодилов.

      – Вот как? А сам ты?

      – Не знаю, – честно признался тот, – вблизи я с ними не встречался.

      – Хм.

      – Хотя люблю прогуливаться по Хапи на нашей ла… – он кашлянул, – лодке.

      – Если не лезть в заросли камыша и не совать ноги в воду, то бояться нечего, – сказал Саргон.

      Он слегка задумался.

      «Эта странная заминка… с чего бы вдруг? Не хочет говорить? Не нравится мне это…».

      Вновь нехорошее предчувствие кольнуло в груди. Но оно исчезло так же быстро, как и в прошлый раз.

      – Твоя правда, – произнес Джехутихотеп, продолжая оглядываться. – Надеюсь, Собек[5] нас сбережет.

      – Все мы чего-то боимся, – пожал плечами мулат, – моя мать, вот, боится гиен.

      – Правда? – в голосе мальчика прозвучали нотки интереса. – А почему?

      – В детстве едва не сожрали.

      – О, Амон-Ра! – искренне воскликнул Джехутихотеп. – Хвала богам, что она осталась цела!

      – Точно, – согласился мулат.

      – Иначе кто бы меня сейчас сопровождал до Бабилима, правда?

      – Ха! А ты наглец!

      Паренек улыбнулся:

      – Мой наставник говорил, что иногда наглость может стать полезной.

      – А кто твой наставник? – внезапно спросил в лоб мулат.

      – А…

      Тот не успел ничего толком ответить. Внезапно Минхотеп дико взревел, оглушая наездников. Верблюд встал на задние лапы, продолжая истошно вопить. Саргон от неожиданности выпустил поводья и полетел в илистое болото. В воздух тут же поднялся целый каскад капель. Вода смягчила падение, однако спину пронзила острая боль. Из легких выбило воздух. Мулат громко хватал его ртом, пытаясь прийти в себя и восстановить дыхание. При этом он искал глазами верблюда. Животное, продолжая испуганно реветь, понеслось от него в сторону. Он не смог разглядеть, куда именно. Солнечные лучи, отраженные от поверхности воды, слепили глаза. Боль, пронзившая спину, слегка отпустила, и Саргон сел, оказавшись по грудь в воде. Вся кожа была перепачкана илом. Он навис на губах, так что пришлось сплевывать.

      – Джехутихотеп! –