Узники утлого челна. Николай Романецкий

уйду отсюда, он уже не сможет быть таким, каким был раньше. Его любезное обращение переберется на вас…

      – Вы уйдете отсюда?!

      Гостья улыбнулась:

      – Конечно уйду. – Она тряхнула пшеничными кудрями. – Сегодня ваш хозяин заставил меня окончательно вспомнить, что я колдунья. А значит, мне не нужно от мужчины того, что нужно обычным женщинам. И вам нечего беспокоиться о том, что у меня между ног…

      Темнота…

      Светушка бездвижно лежал на столе, а девица-лекарица накладывала ему на виски пронырливые лапки.

      Забава хотела оттолкнуть мерзавку, но руки вдруг засопротивлялись. И все тело засопротивлялось.

      Будто она попала в густой сахарный сироп, который нипочем не хотел выпускать ее из липких объятий.

      Впрочем, она бы справилась и с сиропом, и с девицей, но ведь предводительница очей с нее не сводила. Только шевельнитесь – и в миг отправитесь за ворота, в темную ночь и лютую неизвестность.

      Но тут пронырливые лапки оставили в покое Светушкину голову.

      – Не могу понять, что с этим человеком, – сказала мерзавка. – Хотя, по-моему, непосредственной угрозы его жизни нет.

      «Знамо дело, нет, – подумала Забава. – Разве можно от вас правды дождаться? Все лекари одинаковы! Не волнуйтесь, сударыня, мы обязательно вылечим вашего мужа! А его не лечить надо, его защитить надо. От самого себя! Потому что от других он и без вас защитится… Однако про рану Светушкину говорить не след. Иначе мы тут же вылетим из обители!»

      Мерзавка сделала шаг в сторону; сияние газовой светильни коснулось ее лица, и Забава ошалело захлопала глазами: перед ней стояла летошняя лахудра Вера. Заколотилось сердечко, гнев заполнил опустевшую душу. Самое время вцепиться мерзавке в волосы.

      Но тут светильня погасла – наверно, лахудра решилась спастись колдовством…

      А потом Забава проснулась.

      Где-то в темноте, далеко-далеко, на самом краю подлунной, горланили утренние петухи. Словно желали привлечь внимание новгородцев к скрывающейся в столичных подполах велесовой гвардии. А мары не спали, мары ждали. И готовы были ждать сколь угодно. Все равно ваш чародей, милка, отправится на погост, к Марене! Кишка у него тонка, у вашего распрекрасного чародея!..

      – Ну нет! – сказала им Забава. – Ввек сего не дождетесь, злыдни проклятые!

      И проснулась снова, на этот раз – по-настоящему.

      В окно рвался розовый свет Денницы.

      Петухи по-прежнему горланили, шля ей привет. Но теперь и за дверьми слышался неопределенный шум.

      Похоже, хозяева уже проснулись. Возможно, мыли в коридоре полы. Или разносили завтрак незваным гостям.

      Забава откинула одеяло, села, огляделась.

      Ночью, когда предводительница разрешила им остаться в обители, Забава тут же превратилась в резиновую куклу, из которой выпустили воздух. Решимость и целеустремленность сбежали навсегда. Она почти не помнила, как ее привели сюда, как она разделась и легла. А уж о комнате