Узники утлого челна. Николай Романецкий

кроить с мамой к празднику новое платье. Или с папой подшивать старые валенки, толстыми нитками, которые называются «дратва». И за это не посадят в чулан, наоборот, похвалят!..

      Она почти забыла божьих коровок. А мама перестала говорить, что дочку надо отвести к чародею.

      Но однажды ввечеру…

      Мама пришла поцеловать ее перед сном. Коснулась губами дочкиного лба.

      Ива привычно обхватила маму за шею. И счастливо зажмурилась.

      Изумрудный туман затопил комнату, и девочка не сразу поняла, что ее глаза все еще закрыты. В груди резануло острым – как в тот раз, когда, учась чистить картошку, она порезала перст на шуйце. А потом…

      Пламя обрушилось на Иву со всех сторон.

      Она спала-спала, ни с того ни с сего проснулась, а вокруг – рыжий огонь! И тут же – боль, неотвратимая, мучительная, последняя в жизни.

      Ива вдруг поняла, что маме не понравится, буде она закричит. И терпела до последнего. Хотя и металась из стороны в сторону, в смертном страхе вопя от боли, не узнавая своего голоса. Металась с воплями – и молча лежала, прижимаясь похолодевшим лбом к горячим маминым губам.

      Рядом кто-то заверещал, возникла из ничего охваченная пламенем фигура, повалилась на землю и задергалась, скрючиваясь и потрескивая, будто сучья в костре.

      Этого Ива уже не выдержала – завопила.

      Мама сначала перепугалась. Отшатнулась:

      – Ивушка, что с вами? Где болит? Где?

      И тут же боль прошла, аки ее порождали именно мамины губы.

      Ива мотнула головой, замолкла.

      А мама, удостоверившись через некоторое время, что с дочкой все в порядке, рассердилась и поколотила ее. Не привычную порцию: шлеп, шлеп, шлеп по заднице – больно и жестоко. Как однова папа, пришедший домой пьяным. «Нарисовался, голубок, – сказала тогда мама. – Поганой тряпкой не стереть!..»

      Скрипнула дверь – папа прибежал выручать дочку из острых материнских когтей. И выручил. Но когда, утешив родимое дитятко и утерев сопли, он спросил шепотом: «Ну а мне, дочушка, вы поведаете, что случилось?» – та промолчала. Не могла она сказать, что охваченная пламенем верещавшая фигура показалась ей похожей на папу.

      На следующий вечер мама снова пришла поцеловать дочку.

      И вчерашнее повторилось.

      Едва мамины губы коснулись Ивиного чела, снова запылал вокруг жуткий рыжий огонь, вновь заверещал рядом и засучил ногами некто, так похожий на папу.

      Правда, ныне мама не поколотила Иву. И вопросов не задала. Так что выручать папе на этот раз было некого.

      Впредь мамины поцелуи дочке не предназначались. Папу же они только радовали.

      Впрочем, до корочуна, когда солнце поворачивает на межень, а зима на мороз, оставалось всего три недели. В праздничный вечер на столе был тушеный в большом горшке (мама едва ухват удержала!) каплун с овощами.

      А посреди праздничной ночи мама с папой сгорели в пламени неожиданного