Сталкер. Истории. Ч.З.О. Сестра Радиации. Захар Чернобыльский

штанах и ботинках, потрёпанной коричневой куртке и белой драповой кепке.

      – От Митрофаныч то, а? Сидит, всё курит и курит. Кашляет-кашляет, никак не подохнет, старый хрен, – проговорил длинный худощавый мужичок. – Знаешь, кстати, почему так часто икаешь?

      –Н-ну и поч-чему? – Митруха хотел приподнять голову, но задача оказалась непосильной.

      – Да потому что дьявол тебя вспоминает. Заждался уже там, внизу, – показывал пальцем, тыча вниз. – Но ты, старое плешивое отродье, никак не хочешь в студёную ложиться. Та если и ляжешь, то неглубоко. В канаве, что недалеко, во-оон на той стороне, – махнул рукой. – Где коров пас давеча. Проспишься до вечера, и обратно, с бурёнками. Они – в стойло, и ты – в своё.

      – Коляныч, никак ты днём аншлагу нахлебался! Шо, утром снова показывали? – приветливо улыбались женщины. – Сегодня в антураже весь какой, забавный да смешной.

      – Ох, и не говорите дамы! – Степан шутливо отмахивался. – Добрый вечер, кстати, – улыбнулся худощавым лицом, оголяя свои родные, крупные белые зубы.

      – Ой, никак это к нам Степан пожаловал, собственной персоной. Самый молодой, полувековой! Звёздная улыбка нашего деревенского… да как его там, в Америке то… этого, «налейвуда»! – закричала одна из баб, строя ему глазки. – Ой-ёй, типун тебе на язык, кошёлка ты старая. Дети вон, гуляют, бегают кругом, а она кричит слова нецензурные, побойся бога! – погрозила пальцем соседка. – И где только слова такие нашла…

      – Пф-ф, «где-где», известно где. По радио вещали, – фыркнула та в ответ недовольно, и отвернулась.

      – На каком таком ещё радио? – заиграло у соседки.

      – На том самом, которое у меня дома стоит, на полочке возле окна.

      – О-ой, ты смотри, какая языкастая-я… Что не слово скажи, не вопрос задай, всё одно – лишь не доставай.

      – Нашла я… Как эт называють… – призадумалась, обхватила обеими руками голову, покрытую тонким хлопковым платком тёмно-красного цвета с рисунками розочек, зелёных лепесточков на светлом фоне, и другими завитушками. – Вспомнила! Эксклюзивь, особая частота, во! Не каждый про такую знаеть!

      – Ба-ааа… Ещё одна матершинница сидит с нами на лавке. Понахватались гадостей заморских. И не стыдно то как, засорять язык родной, великий и могучий. Кабы других слов у нас нету что ли? Измор словесного запаса поразил ваши умы и души, старухи окаянные. Прости господи дур грешных… бес поселился на языке ихнем, не ведают, что говорят, – пролепетав испуганно, перекрестилась одна из «белок».

      – Вот оно что, хитрёна ты Матрёна. И как жешь умудрилась найти её? Неужто своими дрожащими костяшками нащупала? – не унималась соседка.

      – Я – радиослушатель с таким стажем, сколько ты – говночистка свиная. Много чего знаю, и не только колёсики крутить умею.

      Бабы громко заливались смехом вместе со Степаном, а соседка раскраснелась, нахлобучилась, как взъерошенный воробей.

      – Девоньки, да вы посмотрите на нашу Глашу, не лицо, а помидор «бычье сердце», –