Сталкер. Истории. Ч.З.О. Сестра Радиации. Захар Чернобыльский

местами обугленной, картошкой. И своим ароматным, хрустящим хлебом из деревенской печи, да дрожжевого теста. Хлебное тесто месили женские руки и пах он душистым подсолнечным маслом.

      Пока что мужики ещё не наклюкались, матери и бабушки звали своих детей и внуков, чтобы те поели печёную картошку с пылу с жару. Пышный, дырчатый, словно сыр, румяный каравай, пышущий умопомрачительным ароматом по всей улице, приманивал к себе не только своих детей и ребятню соседей, но и малознакомых, безобидных пьянчуг, родом через улицу дальше, с окраины самой деревни.

      – Ага, да какая ты нафиг белка! Горазда воображать. Белочки, они же маленькие, красивые, а ты… Не, ну если только такая… страш-шная, и старая. Потусторонняя, полудохлая-полуживая. Хрен тя поймёшь. Толи уже сама хочешь свалить на тот свет, или пришла оттудова, кого с собой забрать намерена. Хотя и то и другое, наверное, было бы кстати. Но я с тобой точно никуда не пойду. Чур тебя, стара бабка! – подкашивался древний дед, одетый в тёмно-синие трикотажные брюки с тонкой белой полоской по бокам и когда-то белой, а теперь уже засаленной, серой майке, которая уже никогда не станет прежнего цвета.

      – Ишь, кем они себя тут навоображали, ё-маё. Деревенские грызуны-вредители. Вон, всю лужайку семечками заплевали, а детям то где играть?

      – Шо ты там несёшь, пень трухлявый? Уж точно им играть не здесь, возле проспиртованного алконавта, нюхая твою вонючую, жгучую, сивушную отрыжку. Совсем мозги свои самогонкой сжёг. Вернее, их остатки… – заголосила бабка-белка, его жена. – Эх-х… За кого же я замуж вышла. Дёрнуло тогда, дуру, по молодости…

      Прогулки вдоль реки,

      Из рук твоих полевые цветы…

      Манила любовь, теплота этих рук,

      А сейчас…

      – А сейчас ты старый урюк! – выкрикнула рядом сидящая подружка и все громко рассмеялись.

      – Был когда-то молодой, красивый… а теперь как мерин сивый!

      –Э-эх! – тот махнул на сидящих рукой, цокнул. Продолжил, – заворчал обиженно, – в форме стихотворения:

      – Цветы, и вдоль реки прогулки…

      Иди метлу возьми,

      Да за собою подмети.

      И за одно – мои окурки!

      Заулыбался и довольно «гыгыкнул» пару раз.

      – И вообще, ты бабка, не гони уже коней впереди телеги, всё равно не управишься! Да и телега то, – посмотрел на неё ехидно, – ужо скоро и того, совсем развалится. И кони, тоже… постарели, – сделал паузу. – Гнать больше нельзя. Совсем передохнут… – последние пару предложений произнёс слегка задумчиво, с грустью в голосе.

      – Сиди, грызи свои орехи, у каждого свои огре́хи… – тут же, словно забыв о разговоре, потерял к ней всякий интерес. Дед старался держаться молодцом, но прямые ровные шаги давались с большим трудом, дрожащие ноги передвигались очень медленно. Как в замедленной сцене из фильмов, делал шаг за шагом. Пытался найти своего пожилого друга, который сидел на лавке в этом тесном, беспросветном, «беличьем лесу». Не знай, где были другие мужики,