Там, где море обнимает небо. Элина Вольная

осколки любимой кофейной чашки, побелевшие от напряжения костяшки пальцев Андрея…

      – Простите, если сказал что-то не то, – голос Петра вернул её в реальность. В нём не было ни жалости, ни навязчивого участия – только спокойное понимание. – Вы здесь, на маяке. В безопасности.

      София медленно выдохнула, разжала побелевшие пальцы. Карандаш оставил на бумаге резкую чёрную линию – неожиданно точную, словно прорезавшую бумагу.

      – Простите… – Пробормотала она, не поднимая глаз. – Я…

      – Не нужно извинений. – Спокойно ответил Пётр. Он по-прежнему смотрел на море, давая ей возможность прийти в себя. – У каждого свои причины искать тихие места.

      В его позе, в том, как он держался на расстоянии, чувствовался опыт общения с ранеными душами. Может быть, работа на маяке научила его правильной дистанции – не слишком близко, чтобы не спугнуть, но и не настолько далеко, чтобы человек чувствовал себя брошенным.

      – Знаете, что помогает, когда мысли путаются? – Продолжил он после паузы. – Наблюдать за морем. Оно никогда не повторяется. Трудно застрять в прошлом, когда перед глазами вечное движение.

      София подняла взгляд. Дельфины всё ещё играли в солнечных лучах, их движения были такими естественными, такими свободными. Волны накатывали на берег в своём извечном ритме, облака меняли форму, вода переливалась новыми оттенками.

      – Я давно не рисовала. – Неожиданно для себя призналась она. – То есть, рисовала, но… не то, что хотела. Не так, как чувствовала.

      – Здесь хорошее место для работы. – Просто сказал Пётр. – Тихо, свет правильный. И никто не мешает. – Он собрал пустые кружки: – Пойду проверю оборудование. Рисуйте, сейчас самое время – воздух чистый, свет ясный.

      София проводила его взглядом. В этом человеке было что-то располагающее – не показная надёжность, а глубинная основательность. Как в самом маяке – ничего лишнего, только самое важное.

      Она снова посмотрела на свой рисунок. Та резкая линия, оставленная в момент паники, неожиданно оказалась самой живой – она передавала тот внутренний надлом, через который пробивалось что-то новое. София провела пальцем по штриху. Может быть, именно так и нужно рисовать – позволяя несовершенствам быть частью картины?

      В механической комнате маяка зазвучали приглушённые звуки – Пётр проверял оборудование. Такие простые, рабочие шумы почему-то успокаивали. Дельфины ушли дальше в море, но солнце поднялось ещё выше, превращая водную гладь в живое зеркало. София придвинула к себе этюдник – старый, но крепкий, как всё здесь. Достала скетчбук, расправила плечи.

      Где-то внизу послышались голоса – рыбаки возвращались с утреннего лова. Обычный день начинался своим чередом. Чайки кружили над водой, выискивая добычу, ветер доносил запах водорослей и соли. София начала рисовать.

      Обратная дорога показалась короче. Она шла по тропинке, прижимая к груди скетчбук с новыми набросками, и впервые за долгое время чувствовала себя по-настоящему живой. Утреннее солнце уже припекало, в траве стрекотали