Там, где море обнимает небо. Элина Вольная

наконец сдались. С противным треском секция забора начала заваливаться, увлекая за собой и Софию, и альбом, и неосмотрительно оставленную на перекладине чашку с недопитым чаем.

      Падение было недолгим, но впечатляющим. София приземлилась в заросли чертополоха, успев в последний момент сгруппироваться – слава богу, хоть чему-то научили занятия йогой. Альбом описал в воздухе изящную дугу и приземлился в куст шиповника, а чашка, жалобно звякнув, откатилась к кусту сирени.

      – Господи… – Пробормотала София, пытаясь встать и одновременно оценить ущерб своему достоинству.

      И тут она услышала смех – глубокий, раскатистый, совершенно искренний. Подняв голову, она увидела Петра, который, видимо, шёл мимо и стал свидетелем всей этой постыдной сцены. Он смеялся, запрокинув голову, и от этого смеха что-то дрогнуло у неё внутри – она впервые видела его таким… живым? настоящим?

      – Простите, – выдохнул он, пытаясь успокоиться. – Просто… я как раз шёл предупредить про этот забор.

      София почувствовала, как краска заливает щёки. Вот так встреча – растрёпанная, в траве и чертополохе, наверняка с царапиной на коленке, как у первоклассницы. Пять лет Андрей вбивал в неё необходимость безупречного вида, а тут…

      Но смех Петра не был похож на насмешку. В нём слышалось что-то тёплое, почти нежное, от чего внезапно захотелось улыбнуться в ответ.

      – Вы не ушиблись? – Он шагнул ближе, протягивая руку.

      София на мгновение замерла – прикосновения всё ещё давались ей нелегко. Но его ладонь выглядела надёжной – широкая, мозолистая, с длинным белёсым шрамом через всю левую сторону. Рабочая рука человека, который много делает сам.

      – Спасибо. – Она всё-таки приняла помощь, отметив про себя, как осторожно он поддерживает её, не сжимая пальцы слишком сильно.

      Прикосновение длилось всего пару секунд, но почему-то отпечаталось в памяти – тепло его ладони, шершавость мозолей, уверенная, но очень бережная поддержка.

      – Давно собирался его починить, – Пётр задумчиво разглядывал поверженный забор. – Митрич всё говорил – характер у него своенравный, только тех и пускает, кого сам выберет.

      – У забора? – София не удержалась от улыбки.

      – У дома. – Он тоже улыбнулся, и от этой улыбки его лицо странным образом помолодело, словно разгладились морщины в уголках глаз. – Митрич считал, что у всех вещей есть душа. Особенно у старых домов у моря.

      Он наклонился, поднимая её альбом, аккуратно отряхнул прилипшие листья:

      – Не пострадал?

      София покачала головой, принимая альбом. Их пальцы на мгновение соприкоснулись, и она почувствовала, как сердце пропускает удар. Удивительно – такая малость, случайное прикосновение, а внутри всё переворачивается, словно ей снова шестнадцать.

      – Давайте помогу с забором. – Предложил Пётр, снимая куртку. – Заодно расскажете, что собирались рисовать. А то я видел, как вы стояли тут, задумавшись. Явно что-то интересное.

      Он