Судьбы. Николай Максимович Бажов-Абрамов

в разгар, как раз, перед предстоящими выборами. Он ведь не пропагандист, и не состоит в никакой партии.

      «Нечем им себе занять», – подумал он, вынужденно отменяя уроки в школе, и все планы дневные разрушив, эгоистическими желанием увидеть его в районе начальством.

      ***

      «Ладно, поеду, проветрюсь», – сказал он дочери, которую настоятельно посоветовал, чтобы она сильно не гоняла на мотоцикле, направляясь и возвращаясь из школы. А сам, прямиком, привычным пешим ходом, пошел на трассу вдоль длинного озера.

      «Куда мне торопится, – добавил он еще дочери. – Полюбуюсь с озером. Давно я не проходил вдоль нее. Посмотрю, подмечу, где еще есть хорошие места, потом, рыбачить пойдем, а может и сегодня. Если, конечно, раньше приеду».

      Дорога была вдоль озера длинная, почти три с половиной километра она тянулась. Шоссейная дорога была, основная, с другого берега, с крутого, а здесь, берега были плоские, проросшими береговыми осоками. Да и дороги как таковой, здесь не было. Была тропочка, проделанной посельчанами, выходящей на трассу, а от трассы до района – это почти было сорок километров. Попутки, конечно, бояться не стоило, они брали, главное, пассажир дал ему на маленькие расходы: на сигареты, на небольшой завтрак – больше они и не требовали от этих несчастных. Поэтому, Степан Епифаныч, насчет попутки, нисколько не волновался – много раз сам проделывал такие поездки. Конечно, можно было дождаться и маршрутного автобуса, следующие меж – районами, но они больно не очень охотно останавливались. Днем еще, может пожалеть такого стоящего у трассы бедалака, но, а к вечеру – это было напрасно ожидать такого автобуса. Или они боялись вечернего гостя, или лень им притормозить, взять с собою попутчика, или попутчиков.

      Вышел он на дорогу сразу же, как дочь отправил на мотоцикле в школу. Проводил ее, незаметно перекрестил, проделав в пустоте воздуха, похожий крест и спустился к озеру. Сразу же запахло сыростью и свежестью. Изобилие выделяемого кислорода озером запершило сразу его легкие. Он долго раскашливался, выплевывая из себя мокроту. После, присел у берега к воде, освежил лицо, и радостно, сияющими глазами, оглядел вокруг; на тот берег, возвышающий в мареве крутизной, проводил глазами стаю кричащих озерных чаек, в середине озера, вздохнул, успокаивающе, и потопал не торопясь, мимо береговых осок по направлению к трассе. До того, как было здесь хорошо. Даже ничего не хотелось думать. Только смотреть на эту спокойную гладь, зеркалом отражающую поверхность. Тот берег, пригретый утрешним солнцем, лежала в молочном мареве. А этот, сиял, слепил своим чистым отражением глаз. Сколько он уже помнит себя, и ведь четвертый десяток идет он по жизни, никогда не пожалел, что родился на таком прекрасном месте. Дальше ведь за маревом, за крутизной, в километре, начиналась лес, отцовские делянки. Сколько же время прошло?.. А ведь все это, казалось ему, недавно было, как сейчас перед его глазами, вспыхивали перед ним отдельные штрихи его беспечного детства. Как они гонялись вместе с отцом на мотоциклах: он на Урале, со своей люлькой, а он, купленным отцом и матерью