Судьбы. Николай Максимович Бажов-Абрамов

она торопливо привела порядок перед зеркальцем свою мордашку. Губы, накрашенные красно, стерла, подкрасила их заново под почти цвет лица, по краям затемнив чуть – с ума сойти, как она преобразилась. Волосы у нее белые, густые, заплетены, чтобы они не мешали при работе. Их она распеленала, распустила по покатым напряженным плечам, одернула блузку вниз к ногам, а юбку – джинсы она не любила, мешали они ей в работе, наоборот, чуть оголила налитые крепкие ноги. А сама она, как у тетивы стрела к выстрелу, уже готова была. Сама чувствовала, еще минута, лопнет от напряга, потому была готова сейчас на все.

      «Сколько их можно, попусту кормить этих кобелей своим телом,– говорила она себе сейчас. – Хватит. С мужем ничего не получается. Этого я не упущу. Главное, не обманул, что придет».

      Дальше, она знала, как убить его своими прелестями. Ученная, научена этой жизнью, в которой она пребывала, существуя, как полу раздавленный земляной червь, после дождя.

      Но он, все не шел почему – то. Прошел час, в ожидании. Альб надо работать, крутить по городу баранку, а она все сидела, ждала, нервничая. Пятая, или уже шестая сигарета выкурена. Вот бы увидел ее сейчас, курящую муж, упал бы сразу в обморок перед машиной от удивления. А то, ведь, когда вместе жили в этой съемной двушке с мужем и дочерью, до увольнения завода, не знала, как упрекнуть его, чтобы он не курил в доме, а теперь, пожалуйста. Даже, пришла к выводу, что сигарета ее успокаивает в этой ее сложной дурашной жизни. И сигареты у нее появились дамские: длинные, тонкие, одно удовольствие пососать их в ожидании пассажиров, у стоянок торговых точек. Так как она в городе, почти одна была из «дам» таксист, то привилегии мужики – таксисты делали ей с удовольствием. Знали, Альб, когда нужно, сама любого выручит. И здесь ее, недалеко от «Белого дома», даже милиция была к ней снисходительней. Как же. Такая, такая, она, убивающей внешностью. Подмигни, любого может на «рога» поднять, если надо. И Альб об этом знала, и поэтому не очень боялась в таких местах мозолить свое отражение – обаяние. Но он, как-его-то имя, как бы, не забыть. Кажется, он ей представлялся Вадимом. Все не шел. Пошел уже второй час. Альб уже есть хочется, живот ее уже кричит: есть хочу.

      «Да погоди ж ты!» – чуть не сказала она животу, забываясь, с кем она разговаривает.

      И, вот, наконец. Выплыл он из «Белого дома». Такой далекий, маленький стоит на крыльце «Белого дома» от неё, в ожидании шага немедленной. «Ну чем не Наполеон?.. Господи!» Альб не сдержалась, выскочила из кабины машины, торопливо замахала бегущего к ней Вадима.

      – Ты молодчага, Альбина. Сколько ждала. А я там сижу, нервничаю. Уедешь без меня. А глава, то есть, президент ваш того, толковый.

      Не удержалась, Альб не сказать.

      – Конечно. У него ведь восемь: братьев и сестер. Понимать надо, каким толковым надо быть. Всем обеспечить теплые, денежные места сегодня.

      – Зависть, плохая штука, а?.. Как думаешь?.. – говорит ей Вадим, насмешливо, беря смело ее за руку.

      – Понимал бы ты, Вадим. Зависть. А ты потасуй с университетским образованием день только, поймешь сразу, откуда торчит у людей – эта зависть.

      Вадим