Я здесь не женщина, я фотоаппарат. Фронтовые дневники. Анна Долгарева

оборванное войско ведёшь.

      – На третий мой день на передовой меня назначили старшей позиции. Наши тогда уже оставляли Лисичанск. У меня был приказ вывести ребят из-под огня, если на нашей позиции будет противник. Мы приняли бой. Боезапас почти кончился, пришлось уходить.

      Наша позиция была на высотке. Когда мы уползали оттуда, по нам бил танк, но получилось уйти. Вышли в зелёнку и встретили пять миномётчиков – молодые ребята по 16–17 лет.

      Я им говорю: «Вы кто?» – а они в ответ: «Мы миномётчики».

      Я спрашиваю, почему во время боя миномёт не работал. Отвечают:

      – А мы проснулись, наш командир убежал, и мы остались одни, мы не знали, куда нам идти и что нам делать.

      Ладно, говорю, потом поговорим, сейчас времени нет. Побежали дальше. Впереди мои ребята – Славик, Серёжа и Саша. Посередине эти миномётчики. Последними – я и ещё один парнишка, Саша зовут, Зять. У него граната, у меня десять патронов. И всё. Никакого оружия больше ни у кого нет.

      Значит, бежим мы по ложбинке, и тут прилетает снаряд. «Зушка». Совсем рядом с нами. И нас накрывает волной земли. Она была везде: и во рту, и в ушах. И первое, что я услышала, – крик. Я бежала, я ещё ничего не видела, но бежала на этот крик. Бегу на крик, а плывёт всё в глазах, плывёт, полный рот земли, всё скрипит на зубах.

      Лежат три молодых парня. Одного осколками посекло. «Двухсотый». Второго поднимаем – у него перебита шея. Аптечка у меня была, но спасать там уже было некого. И третий лежит в двух шагах от них. Клубочком свернулся и лежит. Я говорю: «А ну, переворачивайте!» А на нём ни царапины.

      Мы его растормошили, а он в шоковом состоянии после взрыва. Рядом с ним двоих убило, а этот лёгким испугом отделался. Ну вот и скажите после этого, что Бога нет.

      Кричу на Славика:

      – Где плащ-палатка?!

      Чтобы дальше ребят нести и следов крови не оставлять. Славик отвечает:

      – В окопе оставил.

      – А мозги, – говорю, – ты в окопе не оставил?

      Сорвалась я тогда. Выкричалась.

      Ребят пришлось оставить там, иначе пришлось бы остальных всех положить. От них бы кровавый след оставался. А нам надо было незаметно уходить. Нам же защищаться вообще нечем было, боекомплект полностью израсходован. И у меня это всё в доли секунды в голове проносится, я говорю:

      – Подняли оружие и пошли.

      И тут над ложбиной, где мы шли, зажужжал БТР и пехота вышла. Мы присели. А я понимаю, что пока работает техника, они нас не слышат, но зато они могут нас увидеть. Поэтому нам нужно быстренько оттуда уходить. И мы поднимаемся – и бегом оттуда. А впереди хмель дикорастущий, и он всё заплел. Нож на всех один, у Славика, и он начинает этот хмель разрезать. А тот же ещё и руки режет…

      Пацаны начинают кто зубами, кто руками рвать этот хмель, потому что нам нужно сделать проход и выбраться. Мы только прорвались – и над нами заходит самолёт, «сушка». Ну то есть представь: зелёнка в стороны уходит, вправо и влево, а нам вперёд нужно. И мы вышли, получается, на открытую местность, и на нас летит «сушка».

      Ушли направо, в зелёнку. Пересидели. Хочется пить, а воды