Я здесь не женщина, я фотоаппарат. Фронтовые дневники. Анна Долгарева

Луганск – Кировск. Я тогда полностью вросла в местный быт, снимала квартиру с бабушкиным ремонтом, передвигалась на скрипящих медленных автобусах – мне далеко было до «федералов», журналистов с личными авто и проживанием в гостиницах. Я ехала к Доброму, чтобы сделать давно обещанное интервью. По дороге на Кировск автобус притормозил у поворота на Славяносербск, один человек вышел. Автобус поехал дальше. Когда я приехала, узнала, что отца этого человека убили. Мы с Добрым поехали на место.

      Михаил Кондратьевич, пенсионер 1950 года рождения, поехал на своей старенькой «Ниве» подобрать с автобусной остановки сына.

      Сын подошёл к машине, открыл дверь и забросил туда сумки. В этот момент в машину прилетела ПТУР.

      С места убийства просматривалась зелёнка, иначе говоря, лесонасаждения, где располагалась 14-я бригада ВСУ и входящий в неё тербат «Волынь».

      Снаряд прилетел именно с той стороны: автомобиль стоял задом к зелёнке, и попадание тоже сзади. ПТУР прилетела старенькой «Ниве» в багажник. Сына отбросило взрывной волной, контузия. Ему очень повезло, потому что сесть в машину он не успел. А машина загорелась сразу, занялся топливный бак. Выйти Михаил Кондратьевич не смог. Сгорел заживо.

      Не сразу было понятно, что эта чёрная бесформенная масса была живым человеком. Выделялись только зубы.

      Жена, плачущая старушка, объяснила, что он ездил по этой дороге каждый день. На этой машине.

      Она говорила:

      – Если они смотрят, наблюдают, кто здесь ездит, так, наверное же, знали уже?

      Она спрашивала у приехавших сотрудников ОБСЕ:

      – Почему они стреляют? Почему вы не можете это прекратить?

      Приносивший женщине соболезнования мужчина в униформе ОБСЕ тихо отвечал:

      – Понимаете, ну мы не можем на них повлиять. Мы приезжаем – они перестают стрелять. Мы уезжаем – они стреляют за нашими спинами.

      К телу сначала нельзя было подойти, потому что обстрел продолжался. Затем сотрудники ОБСЕ по телефону договаривались с командованием ВСУ, чтобы те дали им «зелёный коридор».

      Не сразу дали. Долго стояли, кому-то звонили, а плачущая старушка всё спрашивала:

      – Когда мне можно будет к нему пройти уже?

      И звонила:

      – Лена! Лена, это Таня! Мишеньку моего убили! Сгорел Миша. Я жива, Лена…

      Она тогда ещё не видела это жуткое обуглившееся тело.

      Другая женщина курила и говорила тихо и зло:

      – Суки. Такая у них трагедия, когда их солдаты погибают. А наших детей, значит, убивать можно? Нас можно убивать, да? По мирным стрелять? Им нормально?!

      И худенькая злая дочка кричала:

      – Что вы тут с фотоаппаратом ходите? Потом напишете, что мы тут, сепаратисты, сами себя обстреляли, да?!

      И сын сидел на корточках, обхватив голову руками, и курил.

      Людмила Сергеевна

      К зиме 2017 года ситуация в Донецке обострилась. ВСУ полезли в атаку со стороны Авдеевской промзоны. То и дело летело по домам Киевского и Куйбышевского