Я здесь не женщина, я фотоаппарат. Фронтовые дневники. Анна Долгарева

блокнот, так и не поняв, к чему он это сказал. Теперь я верю, что он бывает пугающим.

      – Самое страшное, – говорит он, вбивая сигарету в пепельницу, – это приказ «не стрелять». Тяжёлый приказ.

      Я уже много раз это слышала, много раз жаловались эти строгие люди в потёртом камуфляже: им тяжело даётся приказ «не стрелять».

      Именно об этом приказе говорит человек с лицом, похожим на террикон.

      – Нам запретили стрелять. Они подходят всё ближе и ближе, а мы ничего не можем сделать. У нас запрет открывать огонь. Если враг не подходит ближе трёхсот метров – нам нельзя стрелять.

      Включается рация:

      – Сработала растяжка, – говорит голос в рации, дальше называются непонятные координаты и цифры.

      – Растяжка сработала – это что значит? – спрашиваю я.

      – Это значит, кто-то там ходит, – объясняет Тарпан. – Может, заяц или косуля, а может и нет.

      Замолкает.

      – А они, – мотает головой куда-то в сторону, видимо, врага, – они за последнее время продвинулись метров на пятьсот. Неподалёку, на железнодорожной насыпи, готовят три прохода для тяжёлой техники.

      Разрешения на огонь всё ещё не дают.

      – Многие тут уже расслабились. Привыкли к войне. Оно и понятно: каждый день всё летит. Непростреливаемых мест нет, кроме окопов кое-где. Поэтому мы копаем. Копаем и копаем, всё время копаем. Стрелять запрещают – остаётся копать.

      Он объясняет, что здесь тяжело. У бойцов батальона территориальной обороны нет ротации, они постоянно на передовой. Три выходных в месяц – вот и всё.

      Я спрашиваю: если всё так безнадёжно – не проще ли уехать? Он-то не местный, ему есть куда возвращаться. Не возникала такая мысль, спрашиваю.

      Отвечает его товарищ:

      – А уйдём – и здесь будет концлагерь. Местным жителям украинские войска всё припомнят.

      Тарпан кивает.

      – Я не собираюсь уходить на отдых.

      Помолчав, добавляет:

      – Но у людей есть предел прочности.

      Негр

      Саша Негр был командиром роты разведки.

      Сам он, когда мы встретились, строго предупредил, чтобы я нигде не показывала его лицо и не называла позывного.

      Лицо – потому что родственники на Украине.

      Позывной – из соображений безопасности.

      – А то мало ли, – строго говорил он. – Придёт кто-нибудь, спросит: «Такой-то здесь?» Ребята решат, что раз позывной знает, то это свой. А это может быть враг, прочитавший твою статью.

      Он вообще был очень предусмотрительный. А строгость с него свалилась очень быстро почему-то.

      – Я вам покажу позицию, с неё до укропов совсем рукой подать, флаг видно, – заговорщицки говорил он, когда вёз нас к себе на базу. Там выдал камуфляж, чтобы переодеться – и увёз. Поднимались в гору, на позицию, мы по простреливаемой тропинке.

      – Идём метрах в десяти друг от друга – если мина прилетит, то осколками не всех покрошит, – спокойно распорядился он. – Если что, у меня ИПП вот в этом кармане.

      ИПП – это индивидуальный перевязочный пакет.