Разговор о трауре. Ольга Мартынова

и консервированными овощами.

      «К выбору черепа не относятся с легкомыслием: люди неспешно занимаются поиском, переходя от одного гроба к другому, в то время как их глаза разглядывают печальные останки. Внезапно они останавливаются и наклоняются, чтобы схватить череп, на котором пока не обнаружили никакого имени.

      Они рассматривают его со всех сторон, проверяют консистенцию и звук, снова и снова его поворачивая и простукивая <…>. Распознаваемый по своей шапке смотритель, который слоняется по проходам, иногда выступает в качестве советчика и даже поставщика. Я слышал, как один господин в черном спросил его, не может ли он найти какой-нибудь дамский череп. „Ни один из таких не свободен! – ответил тот. – Но завтра мы ожидаем новую партию скелетов, и тогда я, возможно, найду для вас желаемое“. Он помог одной женщине с выбором, но сопровождавшая ее маленькая девочка запротестовала: „Мама, не бери этот череп, я хочу череп с зубами“. Детские черепа заполучить невозможно. „Все спрашивают о таких“, – сказал мне смотритель».

      (Роже Пейрефитт. «От Везувия к Этне»)

      Роже Пейрефитт побывал здесь в 1952 году, когда культ мертвых еще не был запрещен. Почему Католическая церковь его запретила? Потому что он напоминает о язычестве? Но что в христианских обычаях не напоминает о нем? Или эта Церковь разделяет неприязнь к мертвым, свойственную большинству людей? Или – потому что кости простолюдинов отвлекают от подлинных реликвий? Или – потому что она, собственно, не верит, что потусторонний мир важнее посюстороннего? Как бы то ни было, запрещенный культ пробивается сквозь стены из туфа.

      Неаполь, похоже, не испытывает иррационального страха перед умершими. «…Да, смерть нам сначала трудна…» – Рильке. Тибетская Книга мертвых и древнеегипетская Книга мертвых – руководства по пребыванию в состоянии смерти. Нуждаются ли наши умершие в нашей поддержке? На их пути через коридоры потусторонности им помогают не всегда бескорыстно. Часто люди – даже такие, которые не практикуют никаких народных культов и вообще никакой религии, – верят, что умершие, о которых они заботятся, могли бы помочь им в их земных делах. Мертвые этого не могут. Они здесь бессильны. Они беззащитны, пассивны, зависимы, находятся в нашей власти.

      Элиас Канетти: «Мертвые испытывают страх перед живыми. Живые, однако, не зная этого, страшатся мертвых».

      10 ноября

      Неаполь, где я окружена не русским и не немецким языком, подходит к ситуации утраты языка, каковой является для меня смерть Олега.

      Во время подиумной дискуссии Валентина ди Роза, которая пригласила меня в Неаполь, спросила, почему я пишу прозу на немецком, а стихи на русском языке. Я сказала, что для меня сочинение русских стихов после смерти Олега потеряло всякий смысл. После этого, как уже было в октябре: я стою на сцене и выступаю в качестве эксцентрика боли.

      В театрализованном Неаполе такое бесстыдство – траур – почти оправданно.

      10