.

Данилы Корогодского. Из квартиры Корогодского, где мы потом сидели до глубокой ночи, видна Фонтанка и ее роскошная набережная с домами XVIII и XIX веков. Есть города, все повествования о которых кружат вокруг того, что они граничат с потусторонним миром. Каждая петербургская летняя ночь колеблет перегородки между мирами. Видел ли Орфей в водах Авернского озера отражения огней петербургского трамвая?

      После смерти Елены Шварц один журнал попросил, чтобы кто-то из нас, Олег или я, отрецензировал ее последние стихи. Мы сделали это в форме диалога. И еще раз пережили стремительное время ее умирания.

      «<…> Олег: „…эта книга не только маленькое собрание великих стихов – это окно в смерть. Или даже так: окно в окно в смерть. Окно, в котором еще одно окно, в свою уже очередь отворенное в смерть, и у первого окна сидит поэт и пристально вглядывается то туда, то обратно, в свою прошлую – уже прошлую! – жизнь… <…> Поэтому центральное, на мой взгляд, стихотворение книги – “Воспоминание о реанимации с видом на Невы теченье”… <…> В больничное окно уносит поэта, в смерть-Неву…“ <…>

      Я: „<…> Получается, что от Петербурга невозможно отказаться, он ждет любого – по ту сторону“. <…>»

      Мы побывали и в Павловске, летней резиденции Павла I. Наш безумный царь из масонских соображений распорядился, чтобы шотландский архитектор-масон спроектировал парковый ландшафт в Павловске в соответствии с небесными картами. С той поры они зеркально отражают друг друга – небо и павловский парк.

      6 октября

      Александр Блок будто бы сказал об Ахматовой, что «она пишет стихи как бы перед мужчиной, а надо писать как бы перед Богом». Я на протяжении тридцати семи лет все делала в ожидании, что разделю это с Олегом. А теперь…

      Замечание Блока только кажется мизогинным, но не является таковым. Мизогинией было бы – не требовать от нее, чтобы она стала божьим шутом.

      12 октября

      Я пытаюсь написать для «НЛО» обещанный текст в память об Олеге – «с вырванным сердцем и отрубленной головой».

      19 октября

      После смерти моего отца я долго пребывала в трауре. Это был (и есть в некоторые дни, полностью исчезнуть траур не может) именно глубокий траур, но не потеря, которая определяет всю мою дальнейшую жизнь и по сути означает конец моей собственной жизни. Думаю, Олегу такую экзистенциальную потерю пережить не довелось. Если бы я умерла первой, мне бы тоже не довелось. Это не неизбежная принадлежность любой жизни. Как ни странно.

      21 октября

      Люди, которые знают, чтó значит такая потеря, понимают друг друга и друг друга распознают. И принимают друг друга.

      Аугуста Лаар. Как если бы она учила меня ходить, подсказывала: здесь ты можешь сделать шаг, почва выдержит.

      24 октября

      Моя горячо любимая оставшаяся в прошлом жизнь.

      «Amata nobis quantum amabitur nulla!», из одного рассказа Ивана Бунина.

      27 октября

      Вскоре после того как мы познакомились, в начале 1980-х, Олег рассказал историю об Иосифе Бродском, который уже десять