Тарантул. Герман Матвеев

выше локтя. Заметив вошедших, он спустил очки на кончик носа и взглянул поверх них.

      – А-а… Валерий Кузьмич. Извините, я вас не заметил.

      – Здравствуйте, Сергей Дмитриевич. Я еще не видел сегодня вас. Знакомьтесь. Это товарищ из Ленсовета к вам по делу.

      – Очень приятно. Очень, очень, – приветливо сказал ученый и крепко пожал руку Ивана Васильевича.

      – Как успехи? – спросил директор.

      – Нашел, Валерий Кузьмич. Нашел заменитель, но только сильно детонирующий. Что-то надо делать. Да. Надо делать, делать. Вот поставил еще пробу. Это уже триста тридцать пятая.

      – Значит, можно считать…

      – Нет, нет… подождите считать, – перебил его Завьялов. – Этот считать нельзя. Никак нельзя. Саперы на фронте – народ аховый… Сами могут подорваться. Не могу на свою совесть такую ответственность взять. Да, не могу.

      – Ну что ж… Время терпит. Подождем.

      – Да, да. Вы лучше подождите, а я потороплюсь.

      – Папа, долго еще мешать?

      – Мешай, Аля. Чем больше, тем лучше.

      – Мы, кажется, не вовремя пришли? – спросил Иван Васильевич. – Вы заняты?

      – Наоборот. Очень вовремя. Очень, очень. Пойдемте ко мне, а то здесь воздух такой… с непривычки трудновато дышать. Но должен вас предупредить, что весьма полезно… Сильно очищает легкие. Да, да. Очень сильно. Прошу вас. Я здесь и проживаю… Они вышли в коридор.

      – Сергей Дмитриевич, я вас оставлю. Вы поговорите с Иваном Васильевичем. Меня в конторе ждут.

      – Пожалуйста, пожалуйста. Ничего не имею против. Проходите, Иван Васильевич. Очень рад видеть у себя гостя, – говорил ученый, входя в комнату. – Ну-ка, Колюша, устрой нам по стакану чайку.

      – Мне некогда, папа. Скажи Але.

      – А ты уходишь?

      – Да.

      – Ну, тогда я сам. Вот видите, Иван Васильевич. Дети взрослые, спорить бесполезно. Когда росли, думал – на старости помощники будут, – говорил добродушно химик. – А выходит все наоборот. Да, да. Наоборот. Этот в моряки, а дочь в консерваторию метит. Что с ними делать! В химии, говорят, романтики нет. Сухая наука.

      С этими словами Завьялов налил два стакана крепкого чая и поставил на стол. Коля надел шинель, взял долевую сумку с учебниками и направился к выходу.

      – Я пошел, папа! Приду поздно, – сказал он, закрывая дверь.

      – Прошу вас за компанию. Вот сахар, конфеты. А может быть, вы есть хотите? – спохватился старик.

      – Нет. Спасибо, Сергей Дмитриевич. Я сыт.

      – А вы не стесняйтесь. В такое время живем. А? Каши хотите? Овсяная каша. Великолепная вещь, я вам скажу. В мирное время мы ее недооценивали. Положить? А?

      – Нет, нет. Стакан чая выпью с удовольствием.

      – Ну, как желаете. А то бы съели? А?

      Иван Васильевич решительно отказался и, пользуясь тем, что они остались вдвоем, приступил к разговору.

      – Сергей Дмитриевич, знаете, где я сейчас был? На вашей квартире.

      – Да что вы говорите! Ну и как? Опять бомба или снаряд?

      – Нет. Я думаю, что ремонтировать ее надо.

      – Надо, надо, – вздохнул ученый. – Да ведь как