Тарантул. Герман Матвеев

об этом, когда вы сидели в тюрьме?

      – Здесь? – с удивлением спросил арестованный, и этого восклицания Ивану Васильевичу было достаточно, чтобы утвердиться в своем предположении.

      – Нет, раньше. Перед войной, – уже уверенно сказал он.

      – Откуда вы… Почему вы думаете, что я сидел в тюрьме?

      – Да потому, что у меня есть некоторый опыт. Вы, вероятно, считаете себя единственным. Ошибаетесь. Вы не первый и не последний. Нацисты умеют использовать в своих интересах человеческие слабости.

      Иван Васильевич говорил, не спуская глаз с лица арестованного. Складка на переносице Казанкова постепенно углублялась, он делал глубокие затяжки, а значит, слушал внимательно и думал.

      – До войны у вас была растрата, что ли? – спросил подполковник.

      – Да. Было такое дело… Проворовался.

      – Ну, а кто виноват в том, что вы проворовались?

      – Никто… Сам виноват.

      – А если виноваты, то надо и отвечать… Вы пришли в эту комнату с намерением молчать. Думаю, что вы даже примирились со смертью. Так?

      Арестованный поднял глаза и неожиданно спросил:

      – Что я должен сделать, чтобы мне сохранили жизнь?

      – Не будем торговаться, – строго сказал Иван Васильевич, – у вас два пути. Продолжать запираться и этим поставить себя в ряды самых презренных преступников. Второй путь – правда. Чистосердечным признанием и полной правдой вы искупите часть своей вины. Суд это примет во внимание.

      – Хорошо. Я признаюсь! – твердо сказал арестованный. Он хлопнул себя по коленкам и встал, но тотчас же спохватился и, чтобы замаскировать невольный жест, попросил:

      – Разрешите еще закурить?

      – Курите.

      Дрожащими пальцами он взял папиросу и сломал две спички, пока закуривал. Иван Васильевич взглянул на часы.

      – Хотите есть?

      – Не до еды сейчас.

      – Почему? Перерыв кончится, и будем продолжать допрос. Придется сидеть всю ночь.

      – Ну ладно, если можно, поем.

      Иван Васильевич снял трубку телефона.

      – Перерыв можно кончать. Стенографистку на место. Казанкову пришлите поесть.

      Когда Бураков и стенографистка вернулись назад, Иван Васильевич сидел, откинувшись на стуле, а пальцами постукивал по столу. Глаза его весело блестели. Бураков знал, что начальник обожает музыку и в минуты приподнятого настроения в голове у него всегда какая-нибудь мелодия.

      Арестованный сидел, сгорбившись, опустив голову на грудь, и даже не поднял ее при их приходе.

      3. Допрос продолжается

      – При каких обстоятельствах освободили вас из тюрьмы и что вы делали при немцах, расскажете позднее, – начал Иван Васильевич, когда арестованный поел. – Сейчас меня интересует задача, с которой вы приехали в Ленинград.

      – В Ленинград меня послали потому, что я здесь жил до войны, – сказал Казанков, глядя прямо в глаза следователю.

      – У вас есть родные?

      – Здесь живет жена. Хотя я, конечно, не уверен.