Пальто и собака (сборник). Дмитрий Воденников

жива и у тебя – первая в жизни течка,

      я хожу за тобой с белой наволочкой – и везде, где успел, подстилаю.

      А между прочим, собачья кровь –

      сначала мелкая, будто сечка,

      а потом – виноград раздавленный, тёмно-красная и густая.

      …К слову сказать, этот ужас мужчины перед

      женской регулой, слабостью – и всеми кровными их делами

      очень забавно выглядит: я ношу её, суку бедную,

      словно подбитого лебедя, под Аустерлицем раненного…

      А она, свесив голову, смотрит мне на ботинки,

      лживая, глупая, чёрная и почему-то сама растерянная.

      – Ну что, – говорю, – котёнок? долго манипулировать

      собираешься? пачкать мне джинсы уличные, пятнать мне стихотворение –

      этой своей идиотской железной жертвенной кровью? –

      Собака вздыхает тяжко, и я уже – капитулировал.

      Потому что я сам считаю

      её – своей последней любовью.

      Ну а последняя любовь – она ведь всегда такая.

      Однажды она спала (трёх месяцев с чем-то от роду)

      и вдруг завыла, затявкала, как будто бы догоняя

      небесного сенбернара, огромного, будто облако.

      А я подумал, что вот – рассыпется в пыль собачка,

      но никогда не сможет мне рассказать, какая

      была у них там, в небесах, – весёлая быстрая скачка

      и чего она так завыла, в небесах его догоняя.

      Но всё, что человек бормочет, видит во снах, поёт –

      всё он потом пересказывает – в словах, принятых к употреблению.

      Так средневековой монахине являлся слепящий Тот

      в средневековой рубашке, а не голенький, как растение.

      Поэтому утром – сегодня – выпал твой первый снег,

      и я сказал тебе: Мальчик, пойдём погуляем.

      Но мальчику больно смотреть на весь этот белый свет.

      И ты побежала за мной. Чёрная, как запятая.

      – Вообще-то я зову её Чуней, но по пачпорту она – Жозефина

      (родители её – Лайма Даксхунд и Тауро Браун из Зелёного Города),

      поэтому я часто ей говорю: Жозефина Тауровна,

      зачем ты нассала в прихожей, и как это всё называется?

      …Если честно, все смерти, чужие болезни, проводы

      меня уже сильно достали – я чувствую себя исчервлённым.

      Поэтому я собираюсь жить с Жозефиной Тауровной, с Чуней Петровной

      в зелёном заснеженном городе, медленном как снеготаянье.

      А когда настоящая смерть, как ветер, за ней придёт,

      и на большую просушку возьмёт – как маленькую игрушку:

      глупое тельце её, прохладные длинные уши,

      трусливое сердце и голый горячий живот –

      тогда – я лягу спать (впервые не с тобой)

      и вдруг приснится мне: пустынная дорога,

      собачий лай и одинокий вой –

      и хитрая большая морда бога,

      как сенбернар, склонится надо мной.

      Стихи о ёлке

      Проснуться в 147 лет, прочитать смс:

      «здравствуй, мой обжигающий мальчик»,

      изумиться,