Дорога войны. Алена Трутнева

посмотрел на сжимающего оружие мальчика.

      – Будешь защищать маму. Кроме тебя некому. – Он улыбнулся, подбадривая, и на лице ребёнка проступила робкая ответная улыбка. Война, будь она неладна, заставлять детей убивать – последнее дело.

      – Сейчас здесь будет толпа карателей, вам лучше скрыться. Если получится, доберитесь до храма. Там вы сможете спрятаться.

      Айзек погладил по голове мальчишку, стремительно поднялся и зашагал прочь, не обернувшись на летевшую ему в спину благодарность. Он и так излишне влез в это дело, дальше им придётся помочь себе самим.

      Убегать улицами небезопасно, в любой момент можно столкнуться с карателями, что едва не произошло: за углом скрипнула дверь и послышались голоса. Отступив обратно в проулок, Айзек обошёл дом сзади. Здесь забор подходил близко к стене дома, так что взобраться на крышу оказалось делом пустячным.

      Оказавшись на крыше, Пёс прислушался: бывшие соратники удалялись, но вряд ли он рискнёт вновь спуститься на землю – да и зачем, здания стоят едва ли не вплотную друг к другу. Он перепрыгнул на крышу соседнего дома – того самого, откуда вышли наёмники. Черепица недовольно хрустнула под его весом, но, кажется, выдержала. Присев, чтобы не быть слишком заметным, Айзек добрался до конька крыши и попытался сориентироваться, в какой стороне находится храм.

      Острый запах гари ударил в нос. Поначалу Пёс решил, что его принёс порыв ветра, но уже в следующее мгновение он услышал и звук. Прямо под ним стонал и завывал разгорающийся огонь. Каратели подожгли дом, надо убираться отсюда! Но едва Айзек шагнул к краю, черепица не выдержала и с жалобным стоном провалилась внутрь, увлекая за собой в утробно урчащее пламя пожарища.

* * *

      Пламя, обжигающее, безжалостное пламя плясало в его кошмаре, обращая всё вокруг в пепел. Савьо метался и искал выход из огненной ловушки, но не находил. А ярко-оранжевые языки огня подбирались всё ближе, лизали одежду, опаляли волосы, покрывали кожу болезненными поцелуями – и от них мгновенно вздувались пузыри. Он задыхался от удушливой гари. Но самое худшее случилось потом, когда он увидел его – своего друга. Айзек шёл к нему прямо через огонь, объятый языками пламени, но будто не чувствовал их, не ощущал жгучих прикосновений. В вихре огня и дыма Пёс был похож на жестокое божество, и он смотрел сквозь Савьо, словно не видя.

      – Айзек, – позвал лекарь, и друг, моргнув, с удивлением уставился на него.

      – Ты? Мой предсмертный бред? Как странно.

      – Помоги мне, Айзек! Я горю! – взмолился Савьо.

      – Нет, не ты. – Пёс протянул руку и взял лекаря за локоть. Нестерпимая боль обожгла Савьо, настолько горячим было это прикосновение. – Я попался в ловушку собственной глупости.

      Лицо Айзека исказилось от муки, и он растворился в языках пламени.

      – Савьо! Проснись!

      Кто-то настойчиво тряс его, но Савьо не хотел просыпаться, он хотел остаться там – в странном то ли сне, то ли видении. Ему надо было отыскать друга, попытаться помочь.

      – Савьо!

      Лекарь