Клинок Смерти. Осколки. Сергий Бриз

балаган, раздались в большой круг.

      – Это чтобы вам оправдание было, мол, я с оружием на вас напал? – уточнил Никифор.

      Сотник обнажил свой клинок и сурово предупредил Никифора:

      – Не базлай. Назвался груздём, полезай в кузов.

      Один из казаков Сотника, Макар подначивал Никифора:

      – Хорош титьки мять, вояка.

      Белогвардейцы смеялись от души, когда ещё выпадет счастье почувствовать на отдыхе радость от злобы к комиссарам, просто и без напряжения.

      Казак Сотника Ефрем нервно сказал Никифору:

      – Бери железо, покажи себя.

      Кто-то из толпы зубоскалил: – Он только языком молоть умеет, – и Никифор взял клинок в свои руки.

      Казаки продолжали гоготать, шлёпать себя по ляжкам ладонями от смеха и Ефрем обратился к Сотнику, где каждое его пророненное слово отдавало лютостью:

      – Дозволь мне Вахромей Ипатьевич окропить кровушкой комиссарской пыль дорожную.

      Казаки Сотника разъехались на три стороны от Никифора, а Сотник вложил клинок в ножны, слез с коня и, ведя его в поводе, подошёл к лестнице штаба, встал рядом с Зориным.

      Пленный Красноармеец Петров тоже отошёл в сторону, чтобы в этой буче его не зацепили ненароком.

      Ефрем вынул свой клинок из ножен, играл им как соломинкой, со свистом рассекая воздух сталью.

      – Ну, что воин? Помолись своему Красному вождю,– предупредил он Никифора.

      Глаза Никифора впились в привязанных коней к перекладине стойла, он искал момент добраться до них сквозь толпу солдат и опустил руки с клинком вниз, провоцируя словами казаков на свой план побега:

      – Да где ж мне вас достать, вы все на конях.

      Ефрем, раздосадованный подковыркой Никифора, сплюнул в дорожную пыль, спешился с коня и бросил нервно словом своему соратнику Дугарю:

      – Дугарь, прими коня.

      Казак Дугарь подошёл к Ефрему и, взяв под уздцы его коня, с неохотой пошутил:

      – Ефрем, чего ты с ним завязался? Он окромя прокламаций в руках ничего не держал. Посмотри на него, плюнешь, переломится.

      – Погодь Дугарь, дай душу отвести, – дышал злобой Ефрем.

      Дугарь отошёл в сторону с конём в поводе. И сошлась в поединке лютая ненависть Золотых погон против Советской власти. Ефрем вертел клинком играючи и Никифор понимал, что любая оплошность перед таким противником будет цена его жизни и глумлением над идеей за которую он не щадил своей крови. Ещё он понимал, что нельзя ему никого убивать до того момента, пока он не оттеснит эту, может быть последнюю свою драку кровавую до стойла с лошадьми, чтобы ветром вольным уйти от Золотых погон на быстром скакуне. А, жить он хотел и жену свою хотел увидеть и хотя гордость давила, что он потомственный казак, а под Смоленском жил примаком у жены из села Студёного родом, он переборол своё самолюбие для достижения своей цели.

      Никифор выставил на вытянутой руке клинок вперёд перед собой, залюбовался Смертью на конце острия. Красный командир чувствовал силу внутри себя и, хотя видел умелого воина перед собой, но в