Пушки царя Иоганна. Иван Оченков

еще один – искусно вырезанную из моржовой кости фигурку единорога. Вещь довольно ценная, к тому же вроде как игрушка для маленького. Ну и от сглаза, по поверьям, защищает. Михальский явно растроган, а я продолжаю:

      – Ну, а что, чарку царю нальют, чтобы ножки обмыть?

      Через минуту мы уже сидим за богато накрытым столом, и хозяин сам разливает пенистый мед по кубкам, после чего, дружно стукнув ими, выпиваем за Михальского-младшего.

      – Не откажи, государь, – начинает Корнилий, – в еще одной чести…

      – Дитя крестить? – усмехаюсь понятливо, – это уж само собой, друг ситный. Только не затягивай с этим делом.

      – Служба есть? – подбирается на глазах мой бывший телохранитель.

      – Ага, королевич в Литве войско собирает… да ты сиди, куда подхватился-то? Сегодня – гуляем.

      – Как прикажешь…

      – Вот так и прикажу. Делу время – потехе час. Как назвать первенца думаешь?

      – Андже… – начинает литвин и тут же поправляется: – Андреем.

      – Хорошее имя. Только еще и куму мне хорошую подбери.

      – Постараюсь, – скупо улыбается Корнилий.

      В этот момент в горницу вбегает девочка-подросток. Вообще это не положено, но нравы у Михальского в доме почти польские, да и вошедшая никто иная как приемная дочь Пушкарева – Марья. Как видно, они с матерью и сестрой навещали соседку, а теперь юная егоза влетела к нам. Характер у девчонки бойкий от природы, а благодаря моему покровительству она вообще никого не боится.

      – Здравствуй. государь, – певуче произносит, она лукаво улыбаясь.

      – А поцеловать? – наклоняю голову я, и Марьюшка с визгом бросается мне на шею.

      Ей уже двенадцать лет, и она со временем наверняка станет настоящей красавицей, как и ее родная мать. Тайну происхождения стрелецкой дочери никто не знает, кроме ее приемной матери, меня и верного Корнилия, поэтому мое покровительство многих изумляет. Впрочем, поводов для изумления я и без того даю своим подданным достаточно, так что одним больше, одним меньше…

      – Как поживаешь?

      – Благодарствую, царь-батюшка, все благополучно, – пытается она быть степенной, но тут же сбрасывает с себя чинность и непосредственно заявляет: – а мы маленького видели!

      – Кто это «мы»?

      – Я, Глаша и матушка.

      – Вон как, а я вот Глафиру с мамой твоей давно не видал. Здоровы ли?

      – Здоровы, что им сделается! – беспечно смеется Машка, не обращая внимания на строгий взгляд отчима.

      Авдотье брак с Пушкаревым и вправду пошел на пользу. За прошедшие шесть лет она раздобрела и родила стрелецкому полуголове еще двух дочерей и долгожданного сына. Так что неудивительно, что ее позвали к роженице. О родах и детях она знает все. А вот, кстати, и они.

      – Ой, Марья!.. – всплескивает руками мать, видя, что она устроилась подле меня. – Здравствуй на многие лета, царь-батюшка, спасибо тебе, что не гневаешься на нашу дурочку!

      – И вовсе я не дурочка! – вспыхивает дочь, –