В апреле сорок второго…. Василий Ардаматский

говорят, фриц мост нарушил.

      Я вернулся в свой вагон. Проводник крикнул вслед:

      – Старший-то ваш здоров? Вчера скучный чего-то был. Я уж думал, не приболел ли.

      «Старший» – это Цветков. Ведь старик не знает, что тот едет на фронт не по своей воле…

      День снова был теплый. Солнце так и лилось по небу, синему, без облачка. А нас это не радовало. Ясный день, значит, лётный.

      И правда, вскоре грянуло:

      – Воздух!

      Люди выскакивали из вагонов, катились с насыпи.

      Рванулся к выходу и Цветков. Филенко спокойно встал у него на дороге. Я сказал:

      – Цветков, давай лучше сразу условимся: без нас ты ни шагу. Ясно?

      Арестованный усмехнулся.

      – А если бомбой жахнет? Тогда, пожалуй, и расстреливать некого будет. А, лейтенант?

      Втроем мы добежали до ближнего леска. Но два «мессера», стремительно промчавшихся на большой высоте, даже не обратили внимания на наш состав.

      Люди медленно, хмуро вглядываясь в небо, выходили из лесу. Возвращаться в вагоны до темноты никто не собирался.

      Мы втроем двинулись к одинокому домику путевого обходчика. Дорогой Цветков философствовал:

      – Бомба, она в законах не разбирается. И арестованного, и конвоиров в одну яму уложит. Так что, лейтенант, лучше судьбу не испытывать…

      К чему это он? Налета испугался? Нет, на труса он не похож, вдруг Цветков сказал:

      – Стойте-ка, ребята. Давайте потолкуем.

      Я остановился.

      – О чем?

      – Погоди, лейтенант, послушай, вот вы ведете меня, а зачем ведете, думали? Ну, шлепнут меня, вам-то какая корысть?

      В голосе его слышалось что-то вроде раскаяния. В первый раз я видел, что Цветков волнуется.

      – Отпустили бы вы меня, а, ребята? Там скажете: «Угодил под бомбежку» или «Убит при попытке к бегству». Вам видней…

      – Значит, тебя на все четыре стороны, а нам отвечать?

      – Я ж не враг! Сами знаете, что нашего брата губит: водка да баба.

      «Вот куда ты гнешь, голубчик! Интересно!»

      Долго молчавший Филенко не вытерпел, вмешался в разговор;

      – Стыдно, товарищ… гражданин бывший капитан, слушать такое. Нарушили закон – и ответите по закону.

      Капитан пожал плечами, скривил губы в усмешке.

      – Чудак! Да твой закон как веревка. Можно приподнять и подлезть под нее. Можно к земле прижать и аккуратненько перешагнуть. Отпустите, братцы? Честное слово, в часть вернусь. Правда, запоздал, но велика ли беда. Скажу, жена заболела, и справку представлю…

      Мне хотелось выругаться, но я только сказал с презрением:

      – Не ловчи. Дураков нет.

      Он укоризненно покачал головой.

      – Лейтенант, ты ж русский человек!

      – Хватит, Цветков! Пошли.

      И вторую ночь мы провели в поезде. Теперь уже спали по-человечески, по пять часов: сперва Филенко, потом я. Наступил новый день, но и он не принес нам ничего хорошего. Когда мы наконец тронемся? Через день? Через три? Через неделю?

      Я сказал Филенко:

      – Собирайся. Пойдем пешком.

      Он