В апреле сорок второго…. Василий Ардаматский

советская, немецкая или турецкая? Партийный, что ли?

      – Комсомолец.

      – Так запомни. Бросай билет, пока время есть. Чуть земля просохнет, немцы в наступление пойдут. Представляешь, сколько танков за зиму понастроили? Европа! Как двинут, так до Урала допрут. Что тогда станешь делать?

      – А як все, так и я. Воевать с Гитлером до победы.

      – На Урале… Ты, солдат, наивняк. Сам-то откуда?

      – Винницкий.

      – Женат?

      – Был бы женатый, да война…

      – Вот и угонят тебя, как барана, за Урал, а какой-нибудь парень потолковей будет в Виннице галушки жрать да на твоей девке женится. Тебе-то на что Урал?

      – Все равно советская земля, – рассудительно отвечает Филенко.

      – Опять ты свое? Советская, немецкая… Ты где работал до войны?

      – В колгоспе.

      – Значит, батрачил?

      – Колгоспник не батрак.

      – Какая разница… Ведь на других все работал, а не на себя. Да ты при немцах с твоей силенкой в два года деньжат накопил бы, хозяином стал.

      – Це точно, – соглашается Филенко. – Сила в мене е.

      – То-то и оно. Понимать надо, что к чему.

      Филенко молчит. Наконец, слышу его насмешливый басок:

      – Ну, а тебе, капитан, мабуть, при нимцах буде погано, а?

      Цветков отвечает в тон ему:

      – За меня, солдат, не волнуйся. Умные люди любой власти нужны. – И продолжает быстро, приглушенно: – Ты пойми: так и так под Гитлером жить. Это ж сила, куда нам! Как лето придет – тут советской власти и хана… Так что, брат, Россию не спасешь, себя надо спасать.

      Цветков торопится. Еще вчера он хитрил, осторожничал. Теперь идет в открытую. Видно, решил, что терять ему больше нечего.

      Молчание. Наверное, с минуту молчание. И опять голос Цветкова:

      – Смотри, солдат, не прогадай. Времена нынче быстро меняются. Сегодня вот твой лейтенант мной командует, а завтра, может, я на нём верхом ездить буду.

      Филенко вздыхает. Потом подозрительно спрашивает:

      – Слухай, капитан, а у тебя батько кто?

      – Отец? Хм… Чудак ты солдат… Ну, просто, отец, папочка…

      – А я вот думаю, в кого ты такой гад вырос!

      Молчание. Ошарашенное молчание Цветкова. А потом утерявший всякое добродушие басок Филипенко:

      – А если ты ещё раз помянешь советскую власть, я тебя так промеж глаз двину, шо ты потом даже Гитлеру годен не будешь.

      Я лежу неподвижно, тихо улыбаюсь и ясно вижу хитрые, умные глаза Филенко.

      Крик в ночи

      Утро. Возвращаемся по той же дороге. Потом сворачиваем на какую-то тропку. Хоть бы что-нибудь живое попалось навстречу… А то одни лишь голые стволы молча выходят нам навстречу да цепляется за шинели колючий кустарник.

      Постепенно погода разгуливается. Светлеет небо. И лес впереди светлеет. Мы ускоряем шаг, пробираемся сквозь мелколесье – и вновь упираемся в болото.

      Неужели опять идти назад?

      Филенко палкой прощупывает болото. С сомнением смотрим друг на друга.

      – Пройдём? – спрашиваю глазами.

      – Чего