В апреле сорок второго…. Василий Ардаматский

сколько суток Лев Ильич отвалил на всю эту музыку?

      – Пять.

      – Сам просил?

      – Да.

      – Ну и дурак, – спокойно констатирует Клименко. – Лишний день в запасе всегда не мешает иметь. Вот бы и пригодился для Лисичанска.

      Черт возьми! Действительно, пяти суток маловато. Но Прут уехал на совещание в политотдел штаба армии, возвратится не скоро. Продлить командировку некому.

      – Слушай, Алешенька, – неожиданно вмешивается Гельтур, – а почему бы тебе не плюнуть на мост?

      Я поднимаю голову.

      – Уже плюнул. Буду добираться через Лисичанск.

      – А почему бы тебе, Алешенька, – с нарастающим торжеством продолжает Гельтур, – не плюнуть на Лисичанск?

      – Перейдешь реку вот здесь – и топай на Кременное, пока ноги несут!

      Что он там еще придумал? Впрочем, об этом я узнаю минуты через три. Нужно же человеку время, чтобы поплясать на костях ближнего своего.

      Через три минуты Гельтур наконец добирается до сути дела. Оттеснив меня и Клименко, он склоняется над столом.

      – В лесу пока не развезло? – энергично спрашивает Гельтур.

      – Не развезло.

      – Значит, ты выйдешь к реке. Лед пока держится?

      – Держится.

      – Тогда зачем тебе мост?

      Гельтур чувствует себя стратегом. Его руки с длинными пальцами парят над картой.

      – Перейдешь реку вот здесь – и топай на Кременное, пока ноги несут!

      Что ж, пожалуй, он прав. Лисичанск отпадает: на этот вариант у меня просто не хватит времени. Значит, план Гельтура лучший, хотя бы потому, что он единственный. Клименко, если судить по движению бровей, тоже думает так.

      – Ну, что ж, – говорю я максимально кислым тоном, – пожалуй, можно и так.

      – Можно и так! – возмущается Гельтур. – Ты лучше скажи мне, как можно еще?

      Я пожимаю плечами.

      Теперь остановка только за солдатом, который пойдет со мной. Еще вчера я позвонил в полк и попросил прислать парня получше, из взвода пешей разведки. Дело мне предстояло нелегкое – на такое опасно идти одному. Солдат должен вот-вот явиться. Кстати, не он ли это?

      Потеснив плечом в дверях нашего конюха, в комнату прокуратуры бочком вваливается розовощёкий богатырь. И как только сходится шинель на такой широченной груди! Ушанка на голове у парня сидит прямо, без лихости, основательно. Вещевой мешок набит до отказа. На коротком ремне тускло поблескивает вороненой сталью новый, словно со склада, трофейный автомат. Богатырь докладывает, обращаясь к Клименко как к старшему в звании:

      – Ехврейтор Хвыленко. Прибыл по вашему приказанию!

      – То к нему, – кивает на меня Клименко.

      Я подхожу к солдату, протягиваю руку.

      – Лейтенант юстиции Кретов.

      Лапа у парня, как тиски.

      И как только сходится шинель на такой широченной груди! Ушанка на голове у парня сидит прямо, без лихости, основательно.

      Я переспрашиваю:

      – Так как ваша фамилия?

      – Хвыленко, – басит он единым дыханием.

      И