Гарпии, летящие над утром. Сен Сейно Весто

замкнутого пространства. Спать как-то никто не соглашался. Только сопели шумно.

      Голень шагающих капель.

      …к …Ммммолоток… к… к…

      Мне нравится.

      …Кто здесь?

      …Или вы закроете рты, или я приму меры. Говорю вам: здесь кто-то есть.

      …А это на горизонте маячат фигуры рабочих. Они деловито влекут за собой нужный инструмент, и уже готова подняться вокруг недоразумения суета, и уже явственно рядом натужное сопение: а н-на тебе!..

      Чтобы не высовывался?

      Что все это значит?

      Значит?

      Значит, старый вопрос.

      Так какие у него цели?

      А… простите, зовут вас-с?… Изумительно. Да вы проходите, не стесняйтесь… сь, чувствуйте себя ма-ма-ма!..

      …Да… то… сь? Тось… сь… сь…

      «Кто здесь?» да «Кто здесь?». Да кто здесь может быть?

      Я уже слышал это. Тут постоянно это слышно: болото. Будет болото – будет и все остальное.

      …и получается, что все средства, которые были и будут когда-либо использованы, обусловлены исключительно содержанием окружения. Но это неинтересно. Это скучно, в конце концов, интереснее тот, кто должен был уйти и ушел. Это – симптом.

      Или шизофреноид?

      …Здесь кто-нибудь есть?

      Звон капель, взрезающих мрак.

      2

      Низкий бетонный потолок с разводами потеков навис, уходя корнями в темноту, слежавшийся песок под ногами больше не проваливался. Больше не тянулась вдоль трещин цепкая проволока узловатых сучьев, никогда не видевших света, – притихший коридор разросся чуть не до размеров пустого подземного гаража. Бункера, онемевшего под тяжестью своей глубины. «…Но пиченьку-то мы можем себе позволить на ночь?..» – раздался прямо посреди мертвой тишины убедительный мужской голос с хриплыми интонациями стоического терпения, тут же раздраженно перекрытый несколькими децибелами выше: «Довольно уже было на сегодня пиченек и бумажек!..»

      Тихий безлюдный коридор дальше темнел сваями кубических опор. Запах тут стоял неожиданно знакомый, как в прихожей реанимационного отделения. Впрочем, нет, не совсем пустой и безлюдный. Тут опять кто-то был, здесь тоже кто-то топтался – путаясь в белье, недобро прищуриваясь глазами, какие-то беспризорные тени на убитых горем больничных стенах, ломкие и понурые. Персонал из дежурной части и, судя по всему, их пассия в спутавшейся у ног просторной белой рубахе. Зажатый в самый дальний угол к сдвоенным стеклянным дверям щуплый мужчина был сердит и встрепан. Он настороженными глазами наблюдал, как двое рослых молодцов в медицинских халатах и шапочках с тесемками теснили его ближе к дверям, разведя в стороны ладони и стараясь не делать резких движений.

      Главврач стоял у горизонта событий, как полководец в преддверии поворотного момента истории.

      – И куда это, интересно, вы собрались? – спросил он неприятным голосом.

      Тонувший во мраке конец коридора выглядел так, словно это был конечный пункт для всего живого. Там что-то капало.

      – Учтите, у меня волосатые руки, – предупредил мужчина в нижнем, не спуская недоверчивых