Гарпии, летящие над утром. Сен Сейно Весто

Когда издали послышались рабочий гвалт, кашель и дробный стук тяжелой походной обуви, все предоставили событиям развиваться естественным ходом.

      Пока к дверям несли некий цинковый контейнер, раскачивая поясницами и наступая на пятки, мздоимец не очень понятно двигал мышцами лица. Он не то в данный момент переживал некое неудобство в полости носа, не то доставал что-то меж зубов, в его глазах словно навсегда поселились терпение и профессионализм. Гроб несли шестеро, кашляя и давая рабочие рекомендации, как лучше держать. Толпа подалась еще дальше назад, кое-кто побежал. Я огляделся.

      Лежавшая под деревом рядом фигура мужчины выглядела так, будто лежала здесь не первый день. По-моему, он не дышал. Если это закономерный исход, то лучше было знать об этом заранее. Нагнувшись, я помахал у лица лежавшего рукой.

      «Грабли… – утершись узловатой пятерней, внезапно обронил мужчина в пространство. Он не открывал глаз. – Грабли, говорю, убери, значит, если дороги…»

      «Пропустишь посадку на рейс», – сказал я, насколько получилось, дружелюбно.

      Мужичок сел и открыл глаза. Какое-то время он смотрел перед собой, как смотрят, когда вместо будильника срабатывает землетрясение и соображают, как они сюда попали. Потом в его взгляде что-то дрогнуло. Он утерся еще раз, переместил взгляд на воротничок моей белой рубашки, оглядел – сверху вниз, без интереса, не мигая и не встречаясь глазами, надолго застряв на приспущенном узле узкого галстука. Я не знаю, чего он ждал, но я явно не составлял интимную часть его сновидений. Он был не первый, кого смущали закатанные рукава моей свежей рубашки и отсутствие какого бы то ни было намека на наличие поблизости пиджака, снятого и брошенного рядом. Тут его внимание отвлекло что-то у меня за спиной, да так, что даже приподнялись кусты бровей. Он поднялся и, шатаясь, тихо ругаясь, на ходу нашаривая и теряя ладонью рукав пиджака, пошел прочь, минуя дверь, пригорок, толпу и дальше – во вне…»

      Сидя на холодном полу пустого коридора с локтями на коленях, прижав затылок к стене и закрыв глаза, я старался ни о чем не думать. Я сидел, просто слушая тишину. Эта часть пространственно-временного континуума была необитаемой.

      В глубокой полутьме далеко на самом дне коридора горел, ожидая, красный немигающий глаз. Туда идти не стоило. Шахты лифтов здесь либо бездействовали, либо действовали по своим, не доступным пониманию непосвященного апокрифическим программам. Череда незаконченных проемов выглядела так, словно тут не ступала нога человека. В гулком полумраке где-то дальше возник, захлебываясь от дурных предчувствий, и пошел гулять и гукать по переходам и лестницам чей-то неживой далекий взволнованный голос: «Кто здесь?.. Кто здесь?..» Не было совсем никакого желания подниматься, куда-то снова идти, разбираться в этом нагромождении времен, порогов и отживающих свой век, одетых в дорогую кожу, временных, пугающих, прозрачных, порочных, будящих холодную ненависть, фешенебельных, заплеванных,