Германия: философия XIX – начала XX вв. Том 7. Материализм. Часть 2. Валерий Алексеевич Антонов

Действительно, человек может приписывать каждому предмету особый дух или гений; он может представлять себе вселенную как управляемую единой силой: он всегда делает не что иное, как предполагает безусловное, то есть невозможное бытие, чтобы извлечь из него объяснение явлений, которые в противном случае он считает непостижимыми. Тайна Бога и разума! Чтобы сделать объект своего идолопоклонства все более и более рациональным, верующий постепенно лишает его всего, что действительно могло бы сделать его таковым; и после чудесных подвигов логики и гениальности оказывается, что свойства существа kat exochen [в себе – wp] и свойства небытия совершенно одинаковы! Такое развитие событий неизбежно и катастрофично: всякое оправдание Бога (теодицея) таит в своих глубинах атеизм.

      Я попытаюсь прояснить это развитие.

      Бог, творец всего сущего, едва ли создан самим сознанием, или, другими словами, не успели мы возвысить Бога от идеи социального эго до идеи мирового эго, как наше мышление начинает снова разрушать его под видом совершенствования. Совершенствование идеи Бога! Очистить теологическую догму! Идея стала второй ослепительной галлюцинацией человеческого рода.

      Дух расчленения, неутомимый сатана, постоянно задающий вопросы и противоречащий, рано или поздно должен был искать доказательства религиозной догмы. Но теперь философ может определить идею Бога или объявить ее неопределимой; он может приблизить ее к разуму или удалить от него: всегда, утверждаю я, эта идея подвергается атаке, и поскольку спекуляция не может стоять на месте, идея Бога в конечном счете обязательно должна исчезнуть. Таким образом, атеистическое движение – это второй акт в теологической драме, и этот второй акт обусловлен первым, как следствие обусловлено причиной. Небеса повествуют о славе Божьей, поет псалмопевец; но мы должны добавить: Свидетельство небес низвергает его с престола.

      Ибо, наблюдая за явлениями, человек полагает, что видит посредников между природой и Богом: это отношения числа, формы и порядка, это органические законы, развитие, аналогии, это некая конкатенация, в рамках которой представления порождают сами себя или одно неизменно вызывает другое. Он даже замечает, что в разворачивании этого общества, частью которого он является, определенное значение имеют воли отдельных людей и рассуждения сообщества; и тогда он говорит себе, что великий дух действует на мир не прямо и не через себя, а опосредованно, через движущие силы или заметные органы и в соответствии с определенными правилами. Поднимаясь мыслью по лестнице причин и следствий, он помещает Бога в самый конец, как на вершину весов.

      «Высоко над всеми небесами вознесся Бог небес», – сказал один поэт. Таким образом, в первом взлете теории верховное существо ограничивается осуществлением движущей силы; оно становится пружиной часового механизма, краеугольным камнем свода или, если мне будет позволено еще более распространенное сравнение, конституционным