Германия: философия XIX – начала XX вв. Сборник переводов. Том 5. Номинализм. Валерий Алексеевич Антонов

математическая форма и факт реального. Поэтому ложная попытка определить знание только мышлением уже включает в себя высказывание Парменида о том, что существует только единое; высказывание Платона о том, что там, где это другое предполагается также тем другим, речь идет только о полуправде, и высказывание Августина о том, что Бог есть non subsistit, не substantia [субстанция – wp], а только essentia [сущность – wp]. Но, с другой стороны, мы снова признаем необходимые истины в законах и, таким образом, мыслим через понятия пропорции.

      Таким образом, загадка заключается в том, следует ли реалистически брать универсалии ante rem [общие понятия порождают конкретные – wp] или номиналистически in re [универсалии существуют только на или в отдельных вещах – wp] или post rem [в действительности существуют только отдельные вещи – wp]. Кроме того, поскольку в суждении мы приписываем все свойства, все случайности [Nebensachen – wp] и приверженности [Adhärenzen – wp] вещам только в общих чертах как предикатам, легко увидеть, как этот спор можно было бы также выразить и вести как спор о природе свойств и случайностей и как спор о том, можно ли предицировать rem de re [Ding durch Realität – wp]. Ведь здесь уже заложена спорная мысль о том, можно ли называть общую вещь вещью (rem), а также о том, можно ли определение вещи, которое придают ей с помощью общего понятия, мыслить как нечто существующее само по себе. В самом деле, в нашем научном познании закон всегда является высшим; поэтому конституции и состояния вещей определяются для нас законами в соответствии с общими понятиями и, таким образом, реальностью общего. Существование отдельного человека, напротив, осознается нами непосредственно и ярко, независимо от признания необходимых законов. Только эта непосредственность и независимость визуального познания решает весь спор. Если мы хотим понять основание реальности индивида и различий отдельных существ, а не просто постичь их чисто визуальным путем, то нам остается лишь заниматься бессмысленным пустословием.

      В этом номинализм имеет свою определенную ясность. Сами по себе понятия находятся только в уме, так же как они являются только мыслью. Но как они могут выйти из ума и стать объективно действительными для реализма, когда они объединяются в закон? Неоплатонизму это легко; он мистически берет мировой разум вместо моего ума и помещает в него всю истину. Но аристотелианцы не могут этого сделать, и поэтому вопрос всегда оставался неясным. Нам нужен реализм понятий, чтобы прийти к необходимому знанию, и все же мы не можем его удержать, поскольку необходимость закона остается несущественной сама по себе. Бог действительно никогда не должен мыслиться как natura naturans [первооснова вещей – wp], но он – высшее существо, а не бессущностная необходимость закона. Новейший номинализм хочет прикрыть этот недостаток, признавая в качестве принципов необходимой истины только пустые логические законы мысли, но новейший эмпиризм отвергает это оправдание, потому что пустое повторение уже