Тропы длинные и короткие. Галина Шапошникова

мошкары, старуха с недоверием посмотрела на нож.

      – Я такой у тебя не видела. – Она вернулась к узелку и растормошила перевязь. – Зачем он мне?

      Желя смотрела на бабушку долго. Сморщенные, как кожа сушёных яблок, руки, глаза, спрятанные за тонким нависшим веком. Она посмотрела на внучку снизу вверх и подмигнула.

      – Ловко ты притворяешься, – протянула Желя. – Ты можешь обмануть этих юнцов, представиться слабой весёлой старушкой, но я-то выросла на твоих руках. – Девушка склонила голову и добавила слова, которые понимали только они: – Я знаю, как ты печёшь свои пирожки.

      Бабушка молча вынимала толстые свечи из козьего жира, головку лука и пучки трав. В маленькую глиняную чашку она насыпала пыли из листьев и цветов, лучиной зажгла первые фитили и показала рукой на нехитрое убранство:

      – Нож пригодится тебе самой.

      Внучка снисходительно посмотрела на бабушку и все её жесты. Она спросила, вытаскивая нож из-за пояса:

      – Против мертвецов?

      Коротко хохотнув, старуха медленно встала с земли. Она опиралась на свои колени, выпрямляясь, а потом пояснила:

      – Нарезать лук.

      Когда они прекратили говорить, стало слишком тихо. Тихо для такой оживлённой деревни, которая когда-то здесь была.

      Бабушка обернулась в последний раз.

      – Тут два вида трав – от комарья и от духов. Не напутай!

      Её слова не звучали строго, скорее наставительно. Обе они знали, что Желя никогда не оплакивала умерших одна, но сейчас выбора не было – совесть не позволила бы ей взвалить на плечи бабушки ещё и это обязательство.

      Силуэт единственной выжившей медленно таял в темноте. Старуха не взяла ни одной свечи и двигалась по наитию, а Желя поспешила зажечь оставшиеся, чтобы самой не запутаться в клубке теней.

      Оставшись совсем одна и лишь издалека заприметив огонь в окнах бабушкиного дома, девушка повернулась к покрывалу. Свечи остались стоять полукругом, кончик травяного пучка тлел, и вверх вилась петля серого дыма. Мошкара пошумела ещё немного, приставая к уху, а потом исчезла совсем.

      Собираясь с мыслями, Желя села на краешек покрывала. Вокруг расстилалась густая тишина. Только где-то далеко слышались шаги, шорох, и она старательно убеждала себя, что это звери, испуганные огнём, возвращаются в свои норы.

      Грудь вздымалась и вздымалась, иногда Желя чуть задерживала дыхание, глядя, как тепло выскальзывает изо рта туманным облаком и тает рядом с огнём. Она старалась привыкнуть к прохладе, сжимая пальцы в кулак, и освободить голову от мыслей. По крайней мере, на время.

      Желя прислушивалась, чтобы услышать тление горящей травы; смотрела чуть наверх, туда, где горизонт касался линии свежевырытых могил, чтобы почувствовать рыхлую холодную землю на ладонях.

      Дыхание участилось, грудь теперь вздымалась прерывисто, рвано, словно Желя бежала и не рассчитывала остановиться. Она чуть поморщилась, закусывая губу.

      Разом навалил страх, воспоминания того, как впервые показались руины сожжённой деревни, ужас,