Все не так, как кажется. Хельга Мидлтон

мину, ‒ крем обезжиренный, сахар обеслащенный. Хелен эта ваша аж сама выпечку доставляет. А знаешь зачем?

      Дик отрицательно помотал головой.

      ‒ Чтобы у Роберта твоего лишний раз перед носом задом повертеть.

      Дик не стал возражать. Бесполезно. Он подошёл к окну и залюбовался хоть и маленьким, но таким зелёным и уютным садиком позади теперь почти пустого дома. Только и слышно было гугуканье горлицы.

      ‒ Вот что у тебя хорошо получается, Сью, так это языком молоть и за садом ухаживать.

      Она быстро среагировала на откровенную лесть.

      ‒ Да, уж! Я чуть ли не с маникюрными ножницами газон правлю. Кстати, эти чёртовы одуванчики нынче прут, никакой управы на них нет. Ты, может, в «Рай для садовника» заедешь? Надо бы купить какую-нибудь прыскалку от сорняков.

      ‒ Йес, мэм. Разрешите идти, мэм?

      4

      Артура разбудил не свет, не шум, а запах. По дому, смешиваясь в тёплое сладкое облако, плыли ароматы ванили, корицы и кардамона.

      «Ну вот уже с утра пораньше колотится на кухне», ‒ недовольно, по-стариковски проворчал он. Жаль было ушедшего сна. Ему опять снился этот светло-радостный сон, где они с отцом играют в футбол: отец мягко, но уверенно отталкивает сына и ведёт мяч к воротам, а у самой штрафной с подкруткой, через пятку отдаёт его ему, и Артур, далеко отведя левую ногу, с размаху забивает гол в правый верхний угол. Пробуждение всегда приносило мрачное осознание, что теперь в его жизни нет ни футбола, ни отца. Видите ли, мать до сих пор не может ему простить, что он не проверил ремень безопасности на сыне, когда забирал его с той тренировки. И вовсе не доказано, что это он, отец, был виновен в аварии…

      Артур как был, в пижаме, перебрался из постели в кресло. И без того слабое тело ещё не проснулось, и ему пришлось приложить усилия для того, чтобы непослушные руки крутанули колёса ненавистного агрегата. Он колесом, как ногой, пнул дверь своей комнаты, та послушно распахнулась. В конце короткого коридора дверь в кухню была открыта.

      ‒ Ма-а-ам!

      В руках Хелен жужжал миксер, заглушая шелест колёс. От неожиданности она вздрогнула. Венчики взвились над кастрюлькой и брызги взбитых сливок, ведомые центробежной силой, веером разлетелись по кухне.

      Она кинула миксер назад в кастрюлю и бросилась навстречу сыну.

      ‒ Блин, ‒ огрызнулся Артур. Он недовольно увёртывался и от полотенца, которым она пыталась его обтереть, и от её губ, которые норовили слизнуть сладкую пену с его щеки, ‒ мам, ну что ты лижешься, как с любовником. Терпеть не могу твои сюсюканья. Отстань.

      Она отстранилась и с грустью посмотрела в глаза сына.

      ‒ Жаль, что ты растёшь таким жёстким.

      ‒ С чего бы это мне быть нежным и сладким? Я не ванильный крем.

      Завтракали молча. Блинчики и кружка сладкого чая слегка подняли настроение Артура. Он даже кивнул в сторону стряпни.

      ‒ Над чем сегодня колдует Волшебница, наша Повелительница тортов и пирожных?

      Хелен, тронутая его интересом, оживлённо стала объяснять:

      ‒ Кафе на набережной удвоило заказ