Все не так, как кажется. Хельга Мидлтон

стояла у двери в сад. Струйки воды бежали вниз по стеклу, прочерчивая на нём полупрозрачные, кривые дорожки. «Считается, что влажный климат полезен для кожи лица – к чёрту лицо! Как же на душе муторно… и нога опять болит…», – она покрепче обхватила кружку с чаем, согревая холодные пальцы.

      Карман большой лохматой кофты завибрировал, щекоча бедро. Так мама в детстве подсовывала под одеяло свои тёплые пальцы, и они мягко пробегали по телу девочки: «Вставай, вставай, дружок…» Эйлин достала телефон. На экране имя: «Оливия Стоун». Это имя, как предвестник беды или, наоборот, как звук охотничьего рожка: зов к действию, к погоне.

      ‒ Что теперь случилось? – спросила Эйлин не здороваясь.

      ‒ Да так, ничего особенного. Подросток застрелился из отцовского ружья, ‒ тоже без приветствия ответила Оливия, ‒ тело нашли на футбольном поле школы.

      ‒ Какой школы?

      ‒ Эйлин, у нас одна школа. Та, в которой в прошлом году повесилась Камилла Файербол, а до неё ещё Виктория Фокс как-то случайно упала с обрыва в море, и Питер Грей, если помнишь, выпил все бабушкины таблетки от давления.

      ‒ Так… значит, четвёртый ребёнок… Эпидемия продолжается…

      ‒ Вот именно. Хватит хандрить. Я берусь за это дело. Знаешь, что это значит?

      ‒ Что?

      ‒ Что тут многим понадобится хороший адвокат, а ты, как мышь в своей норе засела.

      ‒ Приезжай, будем разбираться. Только, если хочешь кофе, купи по дороге. У меня закончился, а выходить из дома по такой погоде сил нет.

      ‒ Нога опять болит? ‒ спросила подруга, ‒ может парацетамола прихватить?

      ‒ Чего‑чего, а этого у меня навалом. Уже и не помогает.

      Это было почти правдой. За год порванные связки левой ноги срослись. Эйлин уже ходила без костыля и почти не прихрамывала. Она даже пару раз надевала туфли на каблуках, но, то ли связки срослись как-то не так, то ли возраст начинал напоминать о своём приближении, но в непогоду нога болела. Ныла. Как будто не давала забыть ту зиму.

      В ту зиму всё самое плохое, что только может случиться в жизни деловой, красивой и успешной женщины-адвоката, – случилось. И всё как-то одновременно: травма ноги; расставание с Мэтью; и острое ощущение вины ‒ следуя своим профессиональным амбициям, Эйлин добилась признания невиновности убийцы. Неоспоримое доказательство, правда, возникло уже после суда, когда подозреваемая была уже оправдана, но душа защитника не радовалась, а наоборот ‒ буквально, выла и вторила нытью в ноге. Как она могла, оспаривая любые улики, в тщеславной жажде победы не увидеть, не докопаться и не рассмотреть холодного убийцу троих человек?! Впрочем… Что бы это изменило? Знай она, что обвиняемая виновна, стала бы защищать ее с меньшим напором? Нет. И тем не менее, сознание того, что по улицам города теперь свободно разгуливает убийца, угнетало ее.

      Эйлин решила взять тайм-аут. Думала куда-нибудь поехать, но, оказалось, без работы и желания как-то отпали сами собой. Наступила апатия. Сил хватало только на то, чтобы встать с постели, заварить кофе и с дымящейся чашкой дойти до любимой скамейки в саду.