Бог, которого не было. Черная книга. Алексей Френкель

словосочетаний, обозначающих «водку» и «страх Божий», совпадают, то водка – одна из тех добрых вещей, чье потребление ничем не может быть ограничено. Не ограничиваем себя. Пьем. И кактус тоже не ограничиваем. Наливаем ему. Пьем. Вчетвером.

      9:14. Выясняем у кактуса, что ребе Бунем умер в 1827 году. Жаль. Умный мужик был. Но, как говорил врач скорой помощи Костя Парфенов: все мы когда-нибудь умрем. И фен, и ребе Бунем. Пьем не чокаясь.

      10:07. Илья достает еще одну бутылку из морозильника. Если хорошая водка заиндевела – то она не льется, а тянется, и вот этот вот звук – это звук пианино Билли Эванса. И эта водка пьется так же, как и слушается Эванс: его не надо закусывать, выдыхать, морщиться – все эти стандартные процедуры не нужны. Эванса надо просто пить. И аккуратно ставить пустую рюмку на стол, чтобы не спугнуть волшебство.

      А соло на контрабасе Гомеса – это перекур. Но такой перекур – вприглядку. Когда ты достаешь сигарету, но не закуриваешь, а просто постукиваешь ею по столу в ожидании, когда нальют новую рюмку и снова зазвучит Билли Эванс.

      12:09. Майя, уже прилично набиллиэвансившись, объявляет, что в следующую пятницу мы играем на фестивале русскоязычного рока. Мне срочно надо выпить. Пьем.

      12:15. Майя продолжает: русскоязычного рока в Израиле нет, а вот фестиваль русскоязычного рока есть. На Кинерете. Ну а сразу после нашего выступления и рок появится. Илья – он-то не только под Билли Эвансом, но и под Майей через алеф – согласно кивает и достает новую бутылку. Пьем.

      12:40. Майя через алеф говорит, что репетировать не надо, мы будем импровизировать. «А тексты?» – спрашиваю я. «Не бери в голову, стихи – они сами себя напишут», – говорит Майя. Не берем в голову. Пьем. Импровизируем.

      13:10. Пьем. Сначала за рок вообще, потом за русскоязычный рок в частности.

      13:58. Хотим выпить «за нас» – ну то есть за нашу группу – и понимаем, что группа есть, а названия нет. Пьем. Озадаченно.

      14:03. Кактус предлагает хуй. В качестве названия. Во-первых, это красиво, говорит он, а во-вторых, три буквы и вас трое. Думаем. Пьем.

      14:40. Майя говорит, что сделает нам майки с буквами, мы встанем в ряд, и будет клево. «Будет охуенно», – язвит кактус. Пьем.

      15:20. Тянем жребий – кому какая буква достанется. У меня – «у», Майе достается «й». Илье, соответственно, «х». Пьем.

      Дальше я немного умер, а когда проснулся, было 19:07. Илья и Майя через алеф светились. Вовсю. И я снова закрыл глаза.

      Проснулся я от запаха марихуаны. Сосед. Значит, уже 6:30. И надо идти на твою почту. Х и Й спали. У выковырял себя из-под одеяла и пошел на работу.

      Это был один из лучших шабатов в моей жизни. Сегодня – вечер пятницы. Шабат. Последний в моей жизни. От шабата до шабата много чего случилось.

      Как говорил любимый актер Майи через алеф: все эти мгновения исчезнут во времени, как слезы под дождём. Пора умирать.

      Все мы когда-то умрем. И фен, и ребе Бунем. Так говорил врач скорой помощи Костя Парфенов. Мое «когда-то» случится через два часа и сорок девять минут. Ощущение какой-то недосказанности. Так говорил Илья.

      Боль. Ее слишком много

      За все хорошее в жизни приходится хотеть спать. И я хотел. Очень. Я сидел