Шалопаи. Семён Данилюк

Допустить, чтоб славная шкода обошлась без него, не мог. Сергача он немного знал – как-то видел среди отцовских посетителей. Подмигнул остальным. – Значит, так, гость заморский. Встань на стул и скажи с выражением: «Коммуняки Русь продали».

      – Не могу, – отказался Сергач. – Что хошь просите! На колени встану, а этого нельзя.

      – Тогда сдохнешь с похмелья.

      – Сдохну, – обреченно подтвердил Сергач. – Но партию не продам.

      – А вино-то чудо какое! – Робик напузырил полный стакан «Яблочного крепкого». – Ты нюхни, какое из него блаженство истекает!

      Сергач втянул воздух своим «башмачком» и застонал, чувствуя себя, должно быть, коммунистом в гестапо.

      – Не ты первый, – во всю обхаживал соблазнитель. – Коперник покруче тебя был, и тот отрекся. Делов-то – как взятку в карман сунуть.

      Сергач провёл пересохшим языком по нёбу.

      – Я взяток не беру! – отчеканил он.

      Это была правда – не брал. Но не вся. Взяток лектору Сергачу никто и не предлагал. И Сергач втайне мечтал о другой, «взрослой», должности, на которой станут давать.

      Робик отхлебнул. Облизнулся.

      Истонченная нервная система дала сбой, – Сергач взрыднул.

      – Да бросьте вы мужика мучить, – сердобольная Светка отобрала у Баулина стакан, протянула визитёру.

      Поспешно, чавкая и проливая, тот выпил. Допил, огляделся блаженно, – должно быть, ему виделись ангелы. Прояснившимся взором вперился в Светкину зазывную розочку на купальнике.

      – Девочку хочу! – сообщил он.

      – Ожил, сердешный! – Робик громогласно расхохотался. – А как же моральный облик члена партии?

      – Так я на больничном, – нашелся Сергач.

      Под общий хохот марксиста-международника развернули и легким тычком выставили из квартиры.

      Следом ушли Велькин с Пацаул.

      – Ничего не поделаешь – режим, – объяснилась Валентина. – Тренер обещал нас завтра на замену выпустить.

      Под осуждающими взглядами покинула квартиру и Мари Шторм. Кажется, в приподнятом настроении. Такова уж была натура Мари: чужое счастье нарушало её душевное равновесие.

      Гулянье меж тем перешло на новый виток: разгар сменился угаром.

      И вот уже самый беспокойный, Робик Баулин, обнаружил в чулане старые спортивные рапиры. И сама собой возникла идея пофехтовать на природе. Всей компанией высыпали во двор.

      Только Осип Граневич не вы́сыпал. Заснул прямо за столом, положив голову в тарелку с мясным салатом и подтягивая языком горошинку. Впервые в жизни Оська напился.

      Дальше было смутно. Лазили по пожарной лестнице, фехтовали в беседке. Затеяли ручейки и пятнашки. Пьяненький Алька Поплагуев бродил под окнами пятого подъезда и, рыдая, звал свою ненаглядную Наталью, – горько, но безответно.

      – Туська! Лю́бая! Возвращайся! Не отдавай меня подлой Штормихе! Я тебе не изменил! У меня молния заела!

      Гордая Наталья рыдала, укрывшись за занавеской.

      Минут через сорок, слегка протрезвевшие, вернулись в квартиру.

      Упившийся