Тихий Дон. Книга 1. Михаил Шолохов

Давай вылазить, будь она проклята, рыба эта!

      Крупный сазан бьет через бредень. Учащая шаг, Григорий загибает бредень, тянет комол, Аксинья, согнувшись, выбегает на берег. По песку шуршит схлынувшая назад вода, трепещет рыба.

      – Через займище пойдем?

      – Лесом ближе. Эй, вы, там, скоро?

      – Идите, догоним. Бредень вот пополоскаем.

      Аксинья, морщась, выжала юбку, подхватила на плечи мешок с уловом, почти рысью пошла по косе. Григорий нес бредень. Прошли саженей сто, Аксинья заохала:

      – Моченьки моей нету! Ноги с пару зашлись.

      – Вот прошлогодняя копна, может, погреешься?

      – И то. Покуда до дому дотянешь – помереть можно.

      Григорий свернул набок шапку копны, вырыл яму.

      Слежалое сено ударило горячим запахом прели.

      – Лезь в середку. Тут – как на печке.

      Аксинья, кинув мешок, по шею зарылась в сено.

      – То-то благодать!

      Подрагивая от холода, Григорий прилег рядом. От мокрых Аксиньиных волос тек нежный, волнующий запах. Она лежала, запрокинув голову, мерно дыша полуоткрытым ртом.

      – Волосы у тебя дурнопьяном[65] пахнут. Знаешь, этаким цветком белым… – шепнул, наклонясь, Григорий.

      Она промолчала. Туманен и далек был взгляд ее, устремленный на ущерб колёсистого месяца.

      Григорий, выпростав из кармана руку, внезапно притянул ее голову к себе. Она резко рванулась, привстала.

      – Пусти!

      – Помалкивай.

      – Пусти, а то зашумлю!

      – Погоди, Аксинья…

      – Дядя Пантелей!..

      – Ай заблудилась? – совсем близко, из зарослей боярышника, отозвался Пантелей Прокофьевич.

      Григорий, сомкнув зубы, прыгнул с копны.

      – Ты чего шумишь? Ай заблудилась? – подходя, переспросил старик.

      Аксинья стояла возле копны, поправляя сбитый на затылок платок, над нею дымился пар.

      – Заблудиться-то нет, а вот было-к замерзнула.

      – Тю, баба, а вот, гля, копна. Посогрейся.

      Аксинья улыбнулась, нагнувшись за мешком.

      V

      До хутора Сетракова – места лагерного сбора – шестьдесят верст. Петро Мелехов и Астахов Степан ехали на одной бричке. С ними еще трое казаков-хуторян: Федот Бодовсков – молодой калмыковатый и рябой казак, второочередник лейб-гвардии[66] Атаманского полка Хрисанф Токин, по прозвищу Христоня, и батареец Томилин Иван, направлявшийся в Персиановку. В бричку после первой же кормежки запрягли двухвершкового[67] Христониного коня и астаховского вороного. Остальные три лошади, оседланные, шли позади. Правил здоровенный и дурковатый, как большинство атаманцев[68], Христоня. Колесом согнув спину, сидел он впереди, заслонял в будку свет, пугал лошадей гулким октавистым басом. В бричке, обтянутой новеньким брезентом, лежали, покуривая, Петро Мелехов, Степан и батареец Томилин. Федот Бодовсков шел позади; видно, не в тягость было ему втыкать в пыльную дорогу кривые свои калмыцкие ноги.

      Христонина бричка шла головной. За ней тянулись еще семь или восемь запряжек с привязанными оседланными

65

Д у р н о п ь я́ н – дурман.

66

Л е й б-г в а́ р д и я – войсковые части, составляющие личную охрану царя.

67

Д в у х в е р ш к о́ в ы й к о н ь – конь ростом в два аршина и два вершка – около 150 см. В царскую армию казак должен был явиться со своим конем не ниже двух аршин и полвершка ростом (в холке). В е р ш о́ к – старая русская мера длины, равная 4,4 см.

68

А т а м а́ н е ц – казак лейб-гвардии Атаманского полка.