Тихий Дон. Книга 1. Михаил Шолохов

Перила – в густой резьбе дикого винограда. На крыльце пятнистая ленивая тень.

      – Во, Митрий, живут люди…

      – Ручка и то золоченая. – Митька приоткрыл дверь на террасу и фыркнул: – Деда бы энтого направить сюда…

      – Кто там? – окликнули их с террасы.

      Робея, Григорий пошел первый. Крашеные половицы мел сазаний хвост.

      – Вам кого?

      В плетеной качалке – девушка. В руке блюдце с клубникой. Григорий молча глядел на розовое сердечко полных губ, сжимавших ягодку. Склонив голову, девушка оглядывала пришедших.

      На помощь Григорию выступил Митька. Он кашлянул.

      – Рыбки не купите?

      – Рыбы? Я сейчас скажу.

      Она качнула кресло, вставая, – зашлепала вышитыми, надетыми на босые ноги туфлями. Солнце просвечивало белое платье, и Митька видел смутные очертания полных ног и широкое волнующееся кружево нижней юбки. Он дивился атласной белизне оголенных икр, лишь на круглых пятках кожа молочно желтела.

      Митька толкнул Григория:

      – Гля, Гришка, ну и юбка… Как скло, насквозь все видать.

      Девушка вышла из коридорных дверей, мягко присела на кресло.

      – Пройдите на кухню.

      Ступая на носках, Григорий пошел в дом. Митька, отставив ногу, жмурился на белую нитку пробора, разделявшую волосы на ее голове на два золотистых полукруга. Девушка оглядела его озорными, неспокойными глазами.

      – Вы здешний?

      – Тутошний.

      – Чей же это?

      – Коршунов.

      – А звать вас как?

      – Митрием.

      Она внимательно осмотрела розовую чешую ногтей, быстрым движением подобрала ноги.

      – Кто из вас рыбу ловит?

      – Григорий, друзьяк мой.

      – А вы рыбалите?

      – Рыбалю и я, коль охота набредет.

      – Удочками?

      – И удочками рыбалим, по-нашему – притугами.

      – Мне бы тоже хотелось порыбалить, – сказала она, помолчав.

      – Что ж, поедем, коль охота есть.

      – Как бы это устроить? Нет, серьезно?

      – Вставать надо дюже рано.

      – Я встану, только разбудить меня надо.

      – Разбудить можно… А отец?

      – Что отец?

      Митька засмеялся.

      – Как бы за вора не почел… Собаками ишо притравит.

      – Глупости! Я сплю одна в угловой комнате. Вот это окно. – Она указала пальцем. – Если придете за мной – постучите мне в окошко, и я встану.

      В кухне дробились голоса: робкий – Григория, и густой, мазутный – кухарки.

      Митька, перебирая тусклое серебро казачьего пояска, молчал.

      – Женаты вы? – спросила девушка, тепля затаенную улыбку.

      – А что?

      – Так просто, интересно.

      Митька внезапно покраснел, а она, играя улыбкой и веточкой осыпавшейся на пол тепличной клубники, спрашивала:

      – Что же, Митя, девушки вас любят?

      – Какие любят, а какие и нет.

      – Ска-жи-те… А отчего это у вас глаза как у кота?

      – У… кота? – вконец терялся Митька.

      – Вот именно, кошачьи.

      – Это от матери,