Тринадцатая жертва. Дмитрий Захаров

как колокольчики. Раскат грома оглушил, с яростным шуршанием забили капли дождя по листве деревьев. Ральф требовательно гавкнул.

      – До завтра! – улыбнулся Сергей, и Евгений отметил, как простая улыбка меняет изуродованное шрамами лицо. Словно какой-то внутренний свет озаряет грубые черты.

      Евгений улыбнулся в ответ, что удивительно, – выпить ему совсем не хотелось.

      6.

      … Все было нечеткое, будто окружающий мир искажала гигантская линза. Звуки вибрировали, накатывали волной, то отдаляясь, то становясь ближе, с преобладанием басовых нот, отчего звучание сливалось в единый рокочущий гул. А затем пелена спала. Он стоял на улице, ноги обуты в потертые кроссовки. «Нью баланс». Две белые полоски на замшевом ранте. Кроссовкам более пяти лет, а выглядят прилично. Он провел рукой по бедрам. Джинсы, сверху футболка и спортивная куртка.

      – Ральф! – хрипло позвал. Огляделся по сторонам. Асфальт было влажным, ночное небо украшали бледные звезды. В свете ночного фонаря роились мотыльки. В двухстах метрах темной громадой возвышался многоэтажный дом, большая часть окон чернела мертвыми провалами, некоторые мерцали оранжевым или красным светом.

      Звуки обрели четкость, картинка мира прояснилась. И тотчас нахлынули волной воспоминания. Ему все-таки удалось заснуть, несмотря на похмельную дрожь. Никаких снов он не видел, а обнаружил себя, стоящим на пустынной улице в спальном районе города. В приступах лунатизма всегда имелся таинственный период небытия, когда он не мог вспомнить, где был, что делал, и каким образом оказался в том или ином месте.

      Подъехала машина, загорелись красные стоп сигналы. В салоне угадывалось какое-то движение, послышался крик. Хлопнула дверца, наружу выскочила молодая женщина.

      – Стой! – за ней следом из салона вылез коренастый мужчина. – Стоять, сука!

      Низкий голос с характерным кавказским акцентом. С водительского места выскочил второй, и устремился следом за пытающейся женщиной. Бежал молча, уверенно нагоняя.

      Евгений шагнул вперед, привычный зуд в ладонях соседствовал с легкой дрожью в теле; так действует адреналин. В нынешнем приступе удалось освоиться быстрее обычного, – при памятной драке с наркоманами, помог Ральф, – прежде чем спасительная порция адреналина заполнила кровяное русло. А еще был случай, о котором он старался забыть. Трое отморозков избивали глухонемого парня. Неизвестно, что было предысторией драки, глухой выл как то по собачьи, кровь струилась из разбитого носа. Васильев не вмешался, – парни были молодыми и здоровыми, а глухонемой, – как он впоследствии убеждал себя, – скорее всего у них что-то украл. Никто не станет без причины бить инвалида. Облегчения это объяснения не приносило, сколько не тверди, – халва, – слаще во рту не становится. Вот и теперь вспомнился тот эпизод. Евгений бросился наперерез водителю, ударил влет. Противник был выше ростом, пришлось сместиться вправо, и бить снизу вверх, – нечто среднее между апперкотом из бокса, и того, что в бытовой драке именуется по «рабоче-крестьянский»