Тринадцатая жертва. Дмитрий Захаров

возносили молитву к небесам, взывая к милосердному Богу с просьбой покарать тех Его чад, кого в настоящий момент времени принято было считать врагами. По мере развития цивилизации, такая форма соперничества как схватка, уступила место механизмам юридического уничтожения врага. Культура, как благо цивилизации, превратилась в незаживающую рану на теле человечества; решение конфликтов путем прямого противостояния в большинстве стран исчезло почти полностью. Кулачная драка остается социально запрещенным, но соблазнительным способом реализации агрессии. Вероятность быть избитым и ограбленным в Рио-де Жанейро выше в четыреста раз, чем в Сингапуре или в Хельсинки. Статистику по России никто и никогда не проводил…

      Ни о чем таком Федченко не думал, когда костяшки его кулака врезались в челюсть сутулого парня. Для мозга нет разницы между яростью и страхом, рассудок не отличает вымышленную опасность от реальной угрозы жизни. И тогда на помощь приходят инстинкты. Те самые ощущения, лишенные логического обоснования, пришедшие из глубины веков, когда далекий предок оборонял жилище от вторжения врагов. Так надо сделать, и точка! Бей, беги или притворись мертвым. Федченко предпочел бить. Как известно, – это самая опасная из трех вероятных моделей реагирования.

      Сутулый пошатнулся, но не упал, – боковой удар капитана пришелся на пять сантиметров выше «стеклянной» зоны подбородка и скулы. Надрывался вокалист рок-группы, озабоченно пищали крысы, предгрозовой воздух был неподвижным, влажным и накаленным.

      – Ты, дядя, с-смелый! – удивился крепыш. Он проворно нырнул влево, и прежде чем Федченко успел отреагировать, ему в бедро прилетел хлесткий удар ногой. Мышца отяжелела. Плохо дело. По опыту капитан знал, к чему приводит пропущенный удар в бедро. Спустя короткое время нога онемеет, передвигаться станет затруднительно.

      Он отступал к выходу из двора, держа в поле зрения крепыша. Из двух противников он представляет наибольшую опасность. Смущала дурацкая шапочка на его голове, с изображением ухмыляющейся рожицы медвежонка, и манера говорить какая-то придурковатая.

      – Смелый, но г-глупый дядя! – повторил крепыш. – Точно говорю, Люпен?

      Сутулый потряс головой. Он уже пришел в себя после пропущенного удара. У него были раскосые глаза, и длинная рыжая челка, спадающая на бок.

      – Хватит с ним болтать, Грум! – проговорил он.

      Крепыш выхватил из кармана спортивных штанов что-то острое, удлиненное. Шило или заточка, догадался Федченко. Дело приобретало скверный оборот. Он подхватил за ручки стоящую возле ног спортивную сумку, и действуя ею как пращой обрушил на голову Грума. Попал. Из сумки белой птицей вылетела футболка, и кроссовок. Крепыш схватился за голову левой рукой, продолжая держать в правой заточку.

      – Ох! – скорее от удивления, чем от боли закричал он.

      Пользуясь замешательством противника, Федченко провел боксерскую «двойку» в голову, и оба раза попал.

      – Ох! – повторил Грум,