Тринадцатая жертва. Дмитрий Захаров

Несколько человек остановились в десяти метрах от ленточки ограждения, с любопытством, смешанным со страхом и отвращением, наблюдали за грызунами. Федченко равнодушно относился к паукам, змеям, тараканам и крысам, – существам, вызывающих фобии, однако при виде множества крыс на газоне ощутил неприятный холодок в груди. Историки считают страх крыс, – наследием эпидемии чумы. Смертельную болезнь разносили блохи, живущие в шерсти грызунов.

      – Вы видели, откуда упала девушка?

      Мужичок оказался бывалый. Старая наколка в виде перстня на безымянном пальце указывала на уголовное прошлое.

      – Не-а-а! – протянул он все с той же хитрой ухмылкой. – Я, гражданин начальник, на небо не гляжу, ворон не считаю. Как раз к своей «шахе» топал, – он подмигнул в сторону стареньких «жигулей», – Слышь, грохот! Бац! И стекла вдрызг! Ясен пень, – китайские дрова! – он презрительно хмыкнул. – Лепят свои тачки как куличи. Сейчас их на каждом углу продают, Пасха скоро… Я про куличи, – пояснил он. – Так вот моя «шаха», знаешь какого года? – и, не дожидаясь ответа, сказал. – Старожил как грузин в горах! А летает что твоя ласточка, во как!

      Федченко прервал монолог разговорчивого свидетеля, торопливо записал его данные в блокнот.

      – Максим Петрович. Ершов. Кличка Ерш. Ништяк, точно?

      – Точно. – согласился капитан.

      – Во дворе меня Петровичем зовут. – сообщил мужчина. – Пол сотни лет землю топчу, а свидетелем быть не приходилось!

      – С почином!

      – Ага…

      – Вы здесь наверняка всех знаете, Максим Петрович…

      – Как дом заселили, так и живем. Раньше на Лиговке обитал, – центровой я! Ерш в стоячей воде не живет! – он хрипло рассмеялся, довольный собственной остротой.

      – Никакой посторонней машины во дворе или рядом не замечали?

      – Да их тут шныряет, хрен запомнишь! – мужчина снял кепку, почесал затылок. – А ведь точняк, начальник! Крутился фургон. Небольшой автобус. Приметный такой.

      – Модель, цвет…

      – Белый. Грязный шибко. Грязь не городская, глина да чернозем на порогах. Стало быть, из загорода прикатил. Модель, кажись, «фольксваген». Древний совсем, как моя «шаха», а может еще старше. На заднем стекле маска.

      – Маска?

      – Ну да! Знаешь, такая белая, с прорезями для глаз и рта, будто ухмыляется. Видел в старом кино про Спартака такую.

      – Маска античной трагедии? – догадался Федченко.

      – Может трагедии, а может и комедии, – ухмыльнулся Петрович. – Там еще написано было… – он нахмурился, вспоминая.

      Показания глазастого мужичка были полезными.

      – Так помните, что написано было? – спросил Федченко.

      – Леший его знает… А! – лицо Петровича просветлело. – Сила не ведает жалости!

      – Так и написано?

      – Башка еще варит! – обиделся мужчина.

      – Номеров, конечно, не заметили.

      – Мне то оно зачем!

      Федченко записал.

      – Не вспомните чего-нибудь необычного,