Дорога на Стамбул. Первая часть. Борис Александрович Алмазов

кудлатые головы, наполненные гулом горя, он рассказал, как жила Аграфена, не приукрашивая, поскольку любое неверное слово сразу породило бы в них недоверие, описал ее труды, ее одиночество и ее долю.

      – Каково одному в миру жить, я оченно даже хорошо понимаю! – сказал он с дрожью в голосе. – Тут мы с покойницей одной доли… Но то судьба, а не умысел хозяйский! Демьян Васильич – нам не просто старший, а отец родной! И грешить на него – грешить против. Господа!

      И только тут старший из братьев глянул на Оси-па без ненависти.

      – Растолкуй ты нам, как же это? – спросил он вдруг жалостным голосом. – Мать помирала, наказывала сестру хранить… А что мы в степи… Вот мы ее в люди… В хорошую семью! ан вон как обернулось…

      Не скрывая ничего из того, что было известно ему самому, Осип рассказал и про ребенка, и про последний разговор с погибшей.

      Старший брат качался из стороны в сторону, схватив руками голову, и черная тень его металась по стене, к которой, прижавшись спинами, неподвижно сидели потрясенные братья!

      – Через то ребенок умер, что родился до срока! – сказал Осип.

      – Кака нам разница! Господи… – простонал Аграфенин брат.

      – Есть таковая! – сказал Осип. – Ну-ка отсчитай шесть с половиной месяцев да прикинь, где об ту пору Аграфена была?

      – У нас… – прошептал один из братьев. – Слышь, Ерема!

      – Ну, парень, это уж ты хватил, – подымаясь во весь рост, с каким-то облегчением сказал старший. – У нас-то она при глазах была. Она у нас, чай, не в лесу дремучем, в семьях жила… Я те вот что скажу, мил человек… Загубили девку…

      – Стый, Еремей! – сказал вдруг один из братьев. – Стый! А на кордон-то ездили… Она с нами выпросилась. Неделю ведь с нами в степи жила. Весь курень как стеклышко вымыла.

      – Ну дак что? Ведь при нас жила.

      – А попомни-ка хорошенько, Еремей… – сказал все тот же брат.

      – Господи! – ахнул старший и, припоминая то время, рванул, сыпанув пуговками, ворот.

      – А воротились через два дни… – безжалостно выговаривал один из братьев. – Овса-то нет? Спомни! Куды овес делся? Так-то уж сестре радовались, в разум тогда нам не вошло…

      Словно надломившись, примолкли братья, уронили чубатые головы. Демьян Васильевич трясущейся рукой крестил под столом живот.

      – Иде она проживала?

      Грохоча сапогами, прошли братья в Аграфенину каморку по гулкому, застывшему в тишине и словно бы пустому дому. Стали в двери, плотно сбившись плечами.

      Осип заглянул через их плечи в чистенькое убогое жилье, где всего и стояла узкая кровать да комод. Он видел, как из-за комода выглядывает крошечный детский сапожок.

      – Вот он где! – прошептал казак невольно. – Сыскался.

      – Что? – повернувшись к нему, по-волчьи спросил старший.

      – Вон… – указал глазами Осип. – Я на зубок дарил. Когда малютку обряжали, сыскать не могли…

      Старший брат неуклюже присел. Выскреб огромным коричневым пальцем крохотную вещицу, зажал в кулаке.

      – Ступайте все! – приказал он. Мужчины