Дорога на Стамбул. Первая часть. Борис Александрович Алмазов

подвинул тлевшее бревно и повесил над огнем остывший чайник.

      Потом спустился к Собени – умыться. Туман белым молоком разливался по всей пойме и только над самой водой отступал и висел плотным облаком. В его вязкой призрачной белизне прибрежные кусты и деревья теряли свои очертания, а соседний близкий берег был совсем не виден. Казак ступил в теплую воду, с наслаждением облился водой до пояса, крепко протер подобравшиеся от утренней прохлады мышцы холстинковым полотенцем.

      Никита с отлежанной щекой и соломой в кудрявой голове сидел, зябко пожимаясь, у костра, дожидался чаю.

      – Ополоснись! – посоветовал Осип.

      – Бррр… – передернуло Никиту.

      Из балагана на карачках выполз Васятка.

      – Рачницы смотрели? А? Чего поймалось?

      – Иди хоть рожу умой! – сказал старший брат. – Нет тебе угомону! Всю ночь меня коленками пихал. А и то! – сказал он Осипу. – Разбередили мне душу вчерашние-то… Живут же где-то люди. Страсти… события… А тут зараз как в этом тумане пребываешь… Ни день ни ночь… И вдале ничо не маячит. Господи! Ну хоша б какую перемену послал! А то так и вся жизня пройдет…

      – Есть! – закричал от реки Васятка. – Вона сколь их! Вона! С усами…

      – От баламут, – засмеялся Осип. – Зараз к рачницам полез. Не даст чаю попить! Он схватил корзину и побежал к воде. Васятка, перегнувшись, тащил из воды сито рачницы.

      – Осип! Подсоби…

      – Давай травы мокрой! – велел Осип. – В корзинку!

      В решете копошились черно-лаковые, цвета нового голенища, раки. Тяжелые, в хорошую, мужскую пятерню, самцы давили и отпихивали раков поменьше, норовя впиться в мясо приманки.

      – Не суй пальцы! Не суй пальцы! А то враз отщемят! – отпихнул казак мальчишку. – Вона у их каки ножницы…

      Раки, злобно щелкая клешнями, пятились, тараща бусины глаз, шевелили длиннющими усами.

      Осип азартно хватал их за пупырчатые панцири и швырял в корзину, перекладывая каждый слой мокрой речной и пойменной травою.

      Полную корзину накрыли плетеной крышкой и поставили под берегом в воду.

      На четвертой корзине азарт прошел, и стало уже неинтересно отрывать черных зверюг от приманки и швырять их в корзинку. Васятка совсем отрешился, гоняя здоровенного рака тростиной по песку.

      – Ну вот! Еще полкорзинки руками наловим, и ладно будет.

      Осип снял шаровары и, подсучив сподники, пошел шарить в воде под берегом, нащупывая усатых панцироносцев в их норах, хватая их за спины, за усы, порой попадая пальцами в клешни, крепкие, как бельевые прищепки.

      – Идите чай пить! Скипел! – сказал, появляясь из тумана, зевающий Никита.

      Торопливо наполнили последнюю корзину, до поры поставили в воду и сели завтракать.

      Не успели съесть по куску хлеба, как в тумане гулко затопали копыта и к костру присунулись три лошадиные морды.

      – Кто такие? – спросил сверху строгий голос.

      – Жители тутошние, – сказал Осип,