Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934. Александр Рупасов

поведения в 1929–1934 гг., были связаны с отсутствием «великого плана» внешней политики, разработанной системы ее принципов, что, с другой стороны, порождало нестабильность новообретенных ситуативных установок. Некоторые из них, опиравшиеся на возросшие социально-политическую прочность и экономико-военные возможности Советского Союза, подкрепленные имперской традицией, укоренились в советской политике в отношении восточноевропейских соседей. Другие, связанные с потребностями тесного международного сотрудничества для защиты статус-кво, оказались в значительной мере функцией преходящей констелляции европейской и мировой политики. В процессе впечатляющей эволюции советской политики к середине 30-х гг., подходы предшествующего периода отодвигались, но не отбрасывались. Возвращение к ним зависело от «соотношения сил» и «политической целесообразности».

* * *

      Общие внешнеполитические установки советского руководства, непризнание легитимности участия СССР в европейских делах привели к тому, что усилия СССР в конце 20 – середины 30-х гг. были сосредоточены не столько на поиске политического партнерства с теми или иными государствами, сколько на обеспечении безопасности от них. Сотрудничество с внешним миром в области культуры, осложненное идеологической нетерпимостью, сводилось главным образом к дискретному «культурному обмену», зависевшему от малейших изменений политической конъюнктуры. Поэтому единственной областью, в которой Москва обнаруживала волю к позитивному взаимодействию с окружающим миром, оказались внешнеэкономические связи.

      Монополия внешней торговли, казалось, предоставляла советскому руководству уникальную возможность выстраивания системы хозяйственных связей с зарубежными странами и ее координации с внешнеполитическими приоритетами СССР, позволяя отступать от сбалансированности торгового оборота с отдельными странами, компенсируя отрицательное сальдо в торговле с ними положительным балансом в торговле с другими[328]. В том же направлении действовали экономико-географические факторы: разнообразие потребностей и размеры внутреннего рынка, характерная для него удаленность производителей от потребителей (усугубляемая транспортными проблемами), сходство номенклатуры импорта СССР с запада и его экспорта на восток[329]. В рамках общей советской политики в отношении своих западных соседей эти преимущества оказались использованы в незначительной мере, а надежды их хозяйственных кругов на восстановление и развитие существовавших до распада Российской империи хозяйственных связей[330] – иллюзорны. Материалы протоколов Политбюро свидетельствуют, что круг постоянных забот советского руководства ограничивался преимущественно контактами с главными мировыми рынками. Действительно, объемы советской торговли с восточноевропейскими соседями были крайне невелики. Ее подъем в первой половине 20-х гг. оказался непродолжительным;

328

«Эта монополия представляет собой уникальное в мире явление» – отмечал английский посол, предлагая Лондону вообразить себе Правительство Соединенных Штатов преобразованное в единый трест». – (E. Ovey to A. Henderson, 10.3.1931. Soviet Union. Annual report, 1930. – PRO. FO/371/15619/N1831).

329

«Давно бы пора было бы серьезно изучить, – с бессилием констатировал один из руководителей НКИД, – какие товары, поступавшие до Революции из Польши (и из Прибалтики) на наши внутренние и восточные рынки, мы могли бы импортировать и теперь, освобождая соответственные количества наших товаров для экспорта, в некоторых случаях такая операция может оказаться экономически целесообразной и коммерчески выгодной, например, если за счет ввоза наиболее дешевого лодзинского текстиля мы смогли бы производить у нас более ценный текстиль для экспорта или, например, если бы, ввозя цемент из Эстонии в Ленинградскую область, мы могли увеличил соответствующий экспорт цемента из Новороссийска, попутно разгружая наш транспорт» (Записка Б.C. Стомонякова членам Коллегии НКИД (копии А.П. Розенгольцу, Ш.М. Дволайцкому), [конец декабря 1932 г.] – АВП РФ. Ф. 010. Оп. 4. П. 21. Д. 64. Л. 121).

330

См., в частности: Отчет об открытии польско-советской Торговой палаты, Варшава, 1926. – ДиМП. Т.4. С. 443–446.