Курсанты. Валерий Гудошников

парашюты и построиться! – приказал он.

      Когда приказ был выполнен, он произнёс напутственную речь.

      – Прыгаем с высоты 1500 метров. Открытие принудительное. Если по какой-то причине оно не сработает – продублируйте ручным открытием. Не раскрылся основной – дёргайте запасной. Не раскрылся полностью или случился глубокий перехлёст купола – тоже применяйте запасной, но дальше отбрасывайте его от себя, чтобы оба купола не запутались. Прыгаем по моей команде. Как управлять – знаете. Приземляться – тоже. Вопросы есть?

      – А если перехлёст небольшой? – спросил Чингиз Бакежанов по прозвищу Худой. Весил он килограммов под девяносто.

      – Отрежьте перехлестнувшую стропу, время на это будет. Ещё вопросы?

      На правом фланге завозился Николай Иванович, по привычке поскрёб свой хобот и спросил:

      – А если это, и второй не откроется, тогда что?

      – Этого не бывает, – возразил инструктор и пояснил: – А если и второй не откроется – отрезай ножом у себя всё мужское – уже не понадобится.

      – Дык, ведь вряд ли успеешь, – удивился Корифей.

      В самолёт заходили поочерёдно. Инструктор лично каждому пристёгивал к тросам вытяжные фалы. Короткий разбег и самолёт перешёл в набор высоты. Дрогнул и стал раздвигаться в стороны горизонт.

      Я осмотрелся. Рядом со мной сидел старшина Володя Тарасов. Он прикрыл веки и как будто дремал. За ним вдоль левого борта восседали Шеф и Корифей. В обычной жизни с их лиц почти не сходили шалые улыбки, но сейчас они были строги и сосредоточены, словно на экзамене по сопромату. Последним в ряду, откинувшись к борту, сидел Гарягдыев. Белки глаз его тревожно вращались. И только с лица Серёги Каримова не сходила даже сейчас какая-то блуждающая и, на этот раз по девичьи застенчивая улыбка.

      Из пилотской кабины вышел инструктор и, перекрывая рёв двигателя, проорал:

      – Первой пятёрке приготовиться!

      Самолёт, набрав высоту, вышел на курс выброски. Инструктор, нацепил свой парашют, валявшийся на полу у дверей хвостового отсека, открыл дверь и выбросил за борт Ивана Ивановича – так называли мешок с балластом для определения ветра по высотам. Заревела сирена. Первая пятёрка выстроилась у открытых дверей, где бешено ревел ветер. Над дверью загорелась зелёная лампа – пошёл! Инструктор хлопнул по плесу Варламова – прыгай! Тот на секунду задержался, повернулся к сидящим ребятам, махнул рукой, словно приглашая следовать за ним, потом сделал последний шаг. В пустоту. И исчез. За ним вниз головой юркнул маленький Архинёв, по кличке Одессит. С растерянной улыбкой ушёл за борт Каримов. За ним, прижав руки к груди, словно вдруг ему стало щекотно, прыгнул Худой. Замыкающим в первой пятёрке был Гарягдыев. Он подошёл к двери и глянул вниз. Там, словно крупномасштабная карта лежала земля. Чётко был виден аэродром с десятками самолётов. А под ногами полторы тысячи метров пустоты. Ревущей, пытающейся высосать из чрева самолёта, смять, раздавить. Инструктор нетерпеливо хлопнул Дядю по плечу второй раз: