Сахар на обветренных губах. Тата Кит

в моё лицо, а затем едва заметно кивнул чуть ниже. – Синяки прошли?

      – Не ваше дело, – огрызнулась я, почувствовав мгновенно выступившие на коже шипы.

      Я – наивная роза, которая верит, что крошечные шипы помогут ей защититься от неминуемой участи.

      – Значит, ещё не прошли, – плавно кивнул Одинцов. Вновь подался к столу и оперся о его поверхность локтями. Сосредоточил внимание на моём лице и в мгновение стал серьёзен. – Ремонт дома закончился?

      – Ремонт?… Закончился.

      А вот теперь стало не по себе. Из-за неспособности запомнить собственную ложь.

      – Значит, пользоваться душевой в бассейне больше нет нужды?

      – Простите, что лишила вас отличной заманухи для того, чтобы полапать студентку у себя в квартире.

      – Да- … – вздохнул мужчина нарочито громко. – Жаль, конечно. Такая уловка пропала…

      – Вы издеваетесь?! – воззрилась я на него со всей злостью и абсолютным непониманием происходящего.

      – Я? – повел он насмешливо бровью. – По-моему, над тобой издеваются ты и тот, кто оставил эти синяки. Но ты с завидной самоотдачей защищаешь их обоих. Удивительно, Мельникова. Тебе нравится быть жертвой?

      – Это никому не нравится.

      – Тогда почему не сдала меня? Почему не сообщила руководству о том, что произошло у меня в квартире?

      – Вы хотите огласки? – я бесстрашно заглянула в его глаза.

      – Мне плевать, – повёл Одинцов равнодушно плечами. – Хочешь, вместе пойдём на меня жаловаться? – он даже вышел из-за стола и направился в сторону двери. – Идём. Не стой.

      – Вы больной. Вам уже говорили?

      – Что-то припоминаю, да, – чуть сощурился он. – Кажется, это была ты. И, если не ошибаюсь, там было ещё слово «извращенец». Получается, говорили, – заключил Одинцов с деловым видом. – Ну, так что, Мельникова? Идём на меня жаловаться, нет?

      – Я никуда с вами не пойду.

      – И часто ты никуда не ходишь после того, как тебе сделают больно?

      – К чему вы клоните?

      – К тому, что у меня дома ты была готова терпеть. И, поверь мне, любой другой на моём месте воспользовался бы этим.

      – Вы о чём, вообще?

      – Ни о чём, – дёрнул он плечами. – Просто информация тебе для размышления. Хотя бы раз позволь себе не молчать, Алёна. Папе дома тоже не жалуешься? Он не мог не заметить синяки на шее родной дочери.

      – У меня отчим…

      – Отчим? – быстро, как пулю, поймал он это слово. тонкие губы изломились в странной хищной полуулыбке. Но в следующую секунду в его голове вдруг запустился какой-то мыслительный процесс, заставивший его взгляд стать суровее и холоднее уже привычного. – Это сделал он?

      Его рука потянулась к вороту моей водолазки, но я рефлекторно ударила по ней.

      – Не трогайте меня! – рявкнула я, глотая непонятно откуда взявшиеся слёзы. – И не смейте лезть в мою жизнь, ясно?! Сама разберусь!

      – Пока ты молчишь и боишься, Алёна, у тебя ничего не получится, – произнес он тихо, продолжая смотреть мне в глаза с некой жалостью. – Ни у кого не получится тебя спасти, пока ты