Сахар на обветренных губах. Тата Кит

свой рассказ.

      Пребывая в некой растерянности, я не знала, как понять его жест.

      Он одолжил мне ручку? Или это очередная ловушка, как его попытка полапать меня?

      – Бери! – шикнула на меня Вика и зыркнула на ручку. – Тебе же нечем писать!

      Переступив через себя, я взяла эту чёртову ручку, но сделала это так, чтобы отвращение было написано на моём лице и его обязательно заметил Одинцов.

      Мне показалось или он снова едва заметно улыбнулся, глянув на меня?

      Извращенец!

      Я с пассивной агрессией конспектировала его ручкой лекцию. Странное чувство – писать ручкой и давать ей понять, что ненавидишь её за это.

      Телефон в кармане джинсов издал короткую вибрацию.

      Аккуратно под столом, чтобы не заметил Одинцов, я разблокировала экран и увидела новое сообщение и предложение дружбы от Колесникова Вадима.

      «Не думай, что я не заметил, какая ты сегодня красивая» – писал он.

      Я невольно улыбнулась.

      «А ты заметила, какая я сегодня тишинка?»

      От этого странного слова стало смешно.

      «Так это ты был? Прости, не узнала тебя некричащего» – набрала я ему быстро ответ.

      – Мельникова, что у тебя там такого смешного под столом? – неожиданно ворвавшийся в мысли голос Одинцова, заставил слегка вздрогнуть.

      Я резко вскинула подбородок и напоролась на пронизывающий до костей ледяной взгляд мужчины.

      – Ничего, – ответила я, спешно пряча телефон в карман. – Просто друг написал. Нужно было ответить.

      А это было сказано мной намеренно. Пусть думает, что в следующий раз за меня будет кому постоять.

      – Останешься после пар, – строго отрезал препод, продолжая буквально уничтожать меня суровым взглядом. – Вместе посмеёмся над тем, что там тебе написал друг. Ты потратила моё время, я – потрачу твоё.

      По скорости, с которой одногруппники покидали аудиторию, несложно было догадаться, как они были рады, что Одинцов оставил не их.

      Вика, выходившая последней, с жалостью посмотрела на меня и с неким подобием злости на препода. Но ему от этого было ни горячо, ни холодно.

      Дождавшись, когда все выйдут, Одинцов подошёл к двери и проверил, насколько плотно она закрыта.

      Внутренне я испугалась, что он может закрыть нас изнутри, но этого не произошло. Он просто вернулся к столу, за который сел и начал что-то записывать в черном блокноте.

      Продолжая оставаться на своём месте, где просидела всю пару, я смотрела на мужчину и ждала, когда он уже начнёт свои карательные речи или действия. Но ничего не происходило. Одинцов словно, вообще, забыл о том, что оставил меня после пары.

      Судя по всему, показательная порка заключалась только в том, чтобы оставить меня на пару минут после окончания пары.

      Поэтому я просто убрала тетрадь в рюкзак, зажала между пальцами ручку, которую одолжил мне Одинцов, и спустилась к его столу.

      Размышляя о том, воткнуть ему ручку в глаз или просто положить на бумаги, я смотрела на русую челку,