У истока дней. Иван Бунин

и качать ногой).

      – Я? – изумляется Обухов. – Какие же у меня деньги?

      – Да ну, полно, полно. Ведь можно?

      – Нет, – отвечает с глубоким вздохом Обухов, – нельзя… нельзя, миленький.

      – Нельзя на небо влезть, – говорит ваша умная купеческая пословица.

      – На небо-то на небо, а денег-то достать трудно… Ох, как трудно по нынешним временам…

      – Будто бы трудно?

      – Трудно, миленький!..

      В конце концов «скотина» дает, но ведь «это мучение»!..

      …Таким образом, de facto Коротаев был очень мелкопоместный, но по типу вовсе не принадлежал к такому разряду помещиков…

      Поэтому и к Капитону Николаевичу он попал случайно. Он помнил, что этот Шахов звал его, усиленно звал на Знаменье, и, проснувшись в этот день, невольно вспомнил его. «Проветриться, что ли? – подумал Коротаев, сидя у себя в кабинете. – Кстати, куплю у него партию картофеля – он, вероятно, в долг даст».

      Результатом таких размышлений был крик:

      – Иван!

      Вошел лакей Иван.

      – Позовите кучера Василья.

      Явился Василий и стал у двери. Барин покачивался в качалке.

      – Сегодня я выезжаю, Василий.

      – Слушаю-с.

      – Ты со мной поедешь.

      – Слушаю-с.

      Барин улыбнулся.

      – Что это у тебя, Василий, за солдатская привычка: «слушаю-с», – сказал он ласково, как многие из помещиков говорят с кучерами.

      Василий растянул рот до ушей в подлую улыбку.

      – Каких же запрягать прикажете, Алексей Михалыч?

      – Запрягать-то? Я думаю, Василий, – Малиновского в корень… ну… Красавчика на правую пристяжку…

      – На правую его не годится, Алексей Михалыч.

      – Не годится?

      Барин в раздумье поднял брови.

      – Ты говоришь, Красавчика не годится? Что так?

      – Жмется он, Алексей Михалыч, к оглобле. Как запряг справа – жмется, бог с ним, да и только.

      – Жмется, ты говоришь? Ну так запряжешь направо… ну хоть Киргиза. Ведь Киргиз не жмется.

      – Боже сохрани! Киргиз – лошадка умная…

      – «Боже сохрани»! Ха-ха!.. А знаешь что, Василий? Не лучше ли нам парою?

      – Тройкой, Алексей Михалыч, форменней.

      – «Форменней»! Ну как знаешь.

      – Слушаю-с.

      Алексей Михалыч затянулся папироской, тихонько замурлыкал: «Si vous n’avez rien a me dire»[3], – и, поглядывая на конец уса, сказал:

      – Ну так так-то…

      – Колокольчики прикажете?

      – Твое дело, Василий…

      Василий опять осклабился и тихонько вышел.

      Боже мой, какой переполох в доме произвел приезд Алексея Михайловича! Из девичьей ринулась Катерина, сгребла в объятия все убогие шубы и шапки гостей и, рискуя рухнуться в коридоре от удара, переволокла их в девичью и бросила на полу; Софья Ивановна тоже бросилась в спальню, к комоду, выдернула ящик, схватила все лучшие салфетки, прибежала в зал, посхватала все старые и моментально разбросала новые на их места, сшвырнула с фортепьяно кошку, так

3

Если вам нечего мне сказать (фр.).