Толстой. Повесть. Алекс Лоренц

надо лежать в кровати, покуда не выздоровеешь. Мама с папой отправились на работу на ферму, а братик с сестричкой уехали к бабушке с дедушкой в другую деревню погостить. В полдень у мальчика поднялась температура – всё лицо горело, перед глазами плыло. Воздух вокруг стал как будто бы густой кисель. Тогда таблеток от головы никто особо не пил, лечились по-народному. Мальчик выпил отвару, что мама наготовила, намочил марлечку, лёг обратно в кровать, положил марлечку на лоб. Ему чуть-чуть полегчало, и он уснул. Когда проснулся, воздух всё ещё был густой, словно кисель. Солнце катилось к закату, и в окошко лился чудесный такой, сочный, золотой свет. За окном появились и повисли в кисельном воздухе две большие-пребольшие стрекозы – мальчик раньше никогда таких не видал. Изумрудно-зелёные спинки весело переливаются в лучах, крылышки мерцают прозрачным серебром. Глядят стрекозы своими огромными-преогромными глазами да говорят: пойдём, мол, мальчик, с нами у омута поиграть. Возле Богдановки есть озерцо, а вокруг – ивы плакучие. Мальчику то укромное местечко очень нравилось, но родители никогда не позволяли ему ходить туда в одиночку. Почему – не объясняли… Зависли те стрекозы за окошком, глядят прямо на мальчика, а он на них. И шепчут они ему, словно бы не за окном, а прямо в ухо: мальчик, пойдём с нами к омуту; будем играть да резвиться. Только мальчик подумал сказать, что ему родители не разрешают, как стрекозы на его мысль отвечают своим вкрадчивым шепотком: ничего не бойся, мы тебя в обиду не дадим. Мальчик почувствовал, что оправился от краснухи и может бегать да резвиться, как обычно. Он поднялся, оделся, обулся и выбежал на двор. Стрекозы поджидали его. Побежали с нами! – пропели они медоточиво. И помчались вдоль извилистой тропинки к омуту, окружённому плакучими ивами. Последним человеком, кто видел мальчика, была одна деревенская старушка. Она маме его с папой так и сказала потом – сломя голову понёсся к омуту. Так мальчик и исчез. Семья долго искала, а ещё дольше горевала – мать все глаза выплакала, постарела разом. А через год или два его сестричка поделывала что-то в огороде за домом – напекло ей голову. Она встала между грядок и шатается как пьяная. Воздух загустел кисельно – так же точно, как и в тот день, когда к её братцу стрекозы прилетели да увели его в омут. И вот – к ней тоже огромная стрекоза подлетает, мотыляется перед глазами, глядит на девочку в упор. И вещает голосом братца, который исчез: это я, мол, пойдём со мной. У той в головке хоть и помутилось сильно, слабость навалилась жуткая, а всё равно нашла она в себе силы спросить: где ты всё это время пропадал? Мама, мол, чуть не померла с горя. А стрекоза и отвечает: я на дне омута теперь живу вместе с другими волшебными существами; мы там все бессмертные – только и делаем, что резвимся, веселимся да смеёмся; пойдём со мной – станешь одной из нас. Девочка потянулась к стрекозе, а та полетела было к тропиночке, что окольным путём вдоль деревни вела к омуту. И тут вдруг в воздухе просвистело. Толстая оглоблина огрела насекомое. Перешибленная пополам, с поломанными крыльями, с жёлтыми кишками наружу, стрекоза упала на грядку да и издохла. У девочки словно морок с глаз спал – пришла в себя.