Толстой. Повесть. Алекс Лоренц

воздух – замерли и другие волки. Принюхались-принюхались и разом повернули страшные треугольные бошки. И смотрят. И тут сознаёт Ерошка, что стоит напротив краснорогской церкви, а вокруг никого людей. Только он и волки. Белый скалится, рычит, припадает на передние лапы. То же делают и остальные…

      Просил старый учитель порой почитать что-нибудь из дневников да писем Алексея Константиновича – вот тут Ерошке становилось скучновато. А сцены из драматической трилогии давались ему с трудом – не понимал он, как один человек может выразительно прочесть вслух пьесу, там ведь по ролям надо.

      Читал Ерошка Сергееву и отрывки из повести «Упырь» – после пугающих, гнетущих толстовских баллад паренька вовсе не удивило, что граф сочинял и о вампирах. А вот другая повесть – тоже о мистических фольклорных кровососах – юношу потрясла. Однажды Сергеев попросил достать тоненькую книжицу-брошюрку, что затерялась на полке сверху среди других книжек того же формата. «Семья вурдалака». Будто бы припоминая и рассказывая самому себе, Сергей Сергеевич выдал краткую справку: мол, это первое прозаическое произведение Толстого, написано в 1839 году, опубликовано после смерти графа; написал он «Семью вурдалака» на французском языке, позже перевод на русский выполнил друг-литератор Болеслав Маркевич; в собрания сочинений не включалось. Ерошка открыл хлипенькую брошюрку на двух скрепках и на титульном листе увидел год издания – 1990, совсем недавно.

      Он прочёл Сергееву повесть целиком – ушло всего-то часа полтора, произведеньице небольшое. Неприятные мурашки побежали по спине ещё до высшей точки напряжения – когда рассказчик понял, что его возлюбленная – ходячая покойница и что глаза её смотрят в никуда, в тёмную пустоту; не во внешний мир, а внутрь, в затхлое упырье нутро. Потом не раз образ тот заставлял Ерошку беспокойно ворочаться с боку на бок, прежде чем уснуть. Сведённое судорогой лицо живой в смерти сербской девушки стояло перед ним как настоящее…

      «Спасибо тебе, Ерофей, – каждый раз перед уходом молодого друга молвил Сергеев. – Тебе, наверное, уже пора бежать. Матери передай от меня низкий поклон, что помогает и что сына такого воспитала». Пожилой педагог никогда не ленился повторить всё это вслух – по его разумению, лучше было лишний раз поблагодарить, чем промолчать.

      Одним душным августовским днём Ерошка навестил Сергеева в последний раз перед смертью старика. Всё было как обычно – пенсионер чувствовал себя не хуже и не лучше, чем вчера или позавчера. Ерошка принёс ему продуктов, прочёл несколько избранных отрывков из «Князя Серебряного». Прибежал домой и сразу отправился на ближний покос собрать сено в стожок да укрыть плёнкой: у отца, Евсея, началась ломота в костях – он сам упорно твердил, что оно к дождю, хоть чаще это не сбывалось, чем сбывалось. С Ерошкой за компанию на покос отправился младший братец, девятилетний Сенька. Тоже притащил с собой грабли, как взрослый. В оборванном трико, рубахе навыпуск,