В тине адвокатуры. Николай Гейнце

к его лицу.

      – Милый, хороший! – шепнули ее губки. Их уста слились в долгом поцелуе. Княжна Лида опомнилась первая.

      Быстро вскочила она с кресла и, снова закрыв лицо руками, бросилась вон из комнаты.

      Шатов остался один.

      Он почувствовал какое-то просветление, как-то особенно легко стало ему. Точно у него спала с глаз долго бывшая на них повязка, точно он сбросил со своих плеч какую-то долго носимую тяжесть.

      Девственно чистый поцелуй, казалось ему, рассеял мрак, окутывавший его страсти, дал ему силу сбросить с себя гнет прошедшего.

      Он возродился.

      Твердою походкой бесповоротно, уже осмысленно решившегося человека направился он в кабинет князя Дмитрия, как бы предчувствуя, что его Лида должна быть именно там.

      Он не ошибся.

      Прямо из гостиной, после первого неожиданного для нее самой, подаренного ею любимому и любящему человеку поцелуя, бросилась она в кабинет к отцу, забыв даже, что он предается послеобеденному сну.

      Быстрый вход дочери разбудил старика, дремавшего в кресле.

      Он с удивлением увидал ее заплаканное лицо.

      – Что случилось, что с тобой?

      – Я счастлива, папочка, счастлива! – упала она к нему на грудь и зарыдала.

      – Если счастлива, так чем же ты плачешь, разве плачут от счастья?

      – Плачут, папочка, плачут, я так счастлива, что не могу ничего более делать, как плакать.

      – Но в чем же дело, утри слезки и расскажи толком.

      Она бросилась его целовать.

      – Я люблю, папочка, и любима…

      – Кем это? Вот им? – улыбнулся князь, указывая на входящего в кабинет Шатова.

      – Им, им? – прошептала она и снова спрятала свое лицо на груди отца.

      – Князь, я люблю вашу дочь и прошу ее руки. С ней я уже говорил – она согласна! – дрогнувшим от волнения голосом произнес Антон Михайлович.

      – Во-первых, я для вас не князь, а Дмитрий Павлович, а во-вторых, надо бы прежде поговорить со мной… – с напускной суровостью проговорил он.

      – Простите, это вышло для нас обоих так неожиданно… – стал оправдываться Шатов.

      – Прощаю, прощаю. Возьмите ее от меня, пожалуйста, совсем, а то она мне все пальто слезами испортит, только чур, чтобы в жизни ее с вами были только такие слезы – слезы радости.

      Князь нежно отстранил от себя рукою дочь, которую Шатов бережно принял в свои объятия. Она взглянула на него сквозь слезы.

      – Милый, хороший! – прошептали ее губы.

      – Будьте покойны, Дмитрий Павлович, что я не допущу печали коснуться этой ангельской души, что ценой целой жизни я буду бессилен заплатить за дарованное мне судьбой счастье! – уверенно произнес Антон Михайлович.

      – Да благословит вас Бог! – произнес князь над коленопреклоненными дочерью и Шатовым.

      – Я люблю вас, как сына и верю вам… – с чувством обнял он наклонившегося к нему после благословения Антона Михайловича и крепко поцеловал будущего зятя. – Поцелуйте теперь невесту.

      Княжна Лида успела уже вытереть слезы и, вся зардевшись,