В тине адвокатуры. Николай Гейнце

она и вышла в ту же дверь, оставив ее полуоткрытой.

      «Заманчивая штучка, особенно для сластолюбивых старичков! Грезовская головка – выражение невинности и глупости на лице!» – подумал Николай Леопольдович, провожая ее глазами.

      – Очень рад, очень рад, проси сюда к чаю, запросто! – послышался из соседней комнаты добрый старческий голос.

      Княжна Лидия быстро впорхнула в гостиную.

      – Папа просит вас в столовую, вы застали нас за чаем, так не хотите ли, запросто.

      – С большим удовольствием! – поклонился Гиршфельд и последовал за княжной.

      В небольшой столовой за столом, уставленным разного рода домашним печеньем, с кипевшим прекрасно вычищенным томпаковым самоваром-вазой, в кресле на колесах, сидел князь Дмитрий Павлович Шестов и какой-то молодой, скромно одетый, выразительный брюнет.

      Князь Дмитрий Павлович был чрезвычайно симпатичный старик, с открытым, добродушным, чисто русским лицом. Остатки седых волос были тщательно причесаны по-старинному, на виски, густые седые брови, нависшие на добрых, юношески-свежих глазах, были бессильны придать им суровый вид. Длинные седые усы с подусниками сразу выдавали в нем старую военную складку, если бы даже он не был одет в серую форменную тужурку с светлыми пуговицами – его обыкновенный домашний костюм. Ноги старика были закрыты пледом.

      В столовой было прохладно. Два окна, выходившие в сад, были открыты.

      Николай Леопольдович представился князю и передал ему письма его брата и дочери.

      – Очень рад познакомиться… – с чувством пожал князь ему руку.

      – Вы позволите? – указал он на письма.

      – Помилуйте, пожалуйста! – отвечал Гиршфельд. Князь распечатал письма и принялся за чтение.

      – Антон Михайлович Шатов, Николай Леопольдович Гиршфельд! – представила княжна молодых людей и заняла свое место за самоваром.

      Новые знакомые пожали друг другу руки. Княжна подала Гиршфельду стакан чаю, тот взял его, поклонившись, и присел к столу.

      XXVII

      Идеалист

      Антон Михайлович Шатов был тот самый «идеальный друг» княжны Маргариты Дмитриевны Шестовой, мысль о котором, подобно голосу совести, возникла в уме княжны перед роковой для нее беседой с Гиршфельдом в «старом парке».

      Княжна, впрочем, ни одним словом не обмолвилась об этом знакомстве своему новому другу.

      В начале она даже позабыла о его существовании в вихре увлекшей ее страсти, а потом как-то инстинктивно не хотела профанировать чистое чувство этого человека перед практическим до цинизма спутником ее жизни.

      Саркастическая улыбка, с которой непременно встретил бы Николай Леопольдович рассказ о начале романа ее юности и о герое этого романа, казалось ей, до боли потревожит память о ее прошлом, а эту память, несмотря на уверенность в счастии настоящего и будущего, она почему-то ревниво охраняла.

      По окончании курса, Антон Михайлович поселился в доставшемся ему после смерти отца небольшом наследственном домике на окраине города Т., занялся практикою и стал готовиться к докторскому экзамену.

      Молодой, внимательный и